Павел стоял посреди комнаты, разрываясь между желанием броситься за женой и остаться с матерью. Внутренний конфликт отражался на его лице болезненной гримасой.
В спальне Анжела методично складывала вещи в чемодан. Руки немного дрожали, но движения были решительными. Хватит. Три года она терпела придирки, упрёки, попытки переделать её под стандарты свекрови. Три года улыбалась, когда хотелось кричать. Три года пыталась наладить отношения, идя на компромиссы. Но компромисс возможен только тогда, когда уступают обе стороны. А Галина Петровна привыкла только брать.
Дверь скрипнула. Анжела не обернулась, продолжая укладывать одежду.
— Ты серьёзно? — голос Павла звучал растерянно.
— Но… куда ты пойдёшь? Сейчас же ночь.
— К Лене поеду. Подруга приютит на пару дней, пока я не найду квартиру.
Павел подошёл ближе, попытался обнять жену, но она вывернулась из его рук.
— Анжел, ну не дури. Мама погорячилась, ты тоже. Давай всё обсудим спокойно.
— Что обсуждать, Паш? — Анжела наконец посмотрела на него. — То, что твоя мать считает меня недостойной тебя? Что она хочет контролировать каждый мой шаг? Что ты не способен за меня заступиться?
— Я… я в сложном положении, — Павел опустил голову. — Она же моя мать.
— А я твоя жена. Или это ничего не значит?
Павел молчал, и это молчание было красноречивее любых слов.
— Понятно, — Анжела защёлкнула замок чемодана. — Знаешь, Паш, твоя мама в одном права. Мы действительно слишком разные. Только дело не в приданом или профессии. Дело в том, что я взрослый человек, а ты… ты всё ещё маленький мальчик, который боится маминого гнева.
— Это несправедливо, — возразил Павел, но без особого жара.
— Справедливо то, что ты ни разу — слышишь, ни разу! — не заступился за меня перед матерью. Всегда находил оправдания её поведению. «Она старше», «она опытнее», «она желает добра». А моих чувств словно не существует.
Анжела взяла чемодан, сумку с документами. На пороге обернулась.
— Если решишь стать мужчиной, а не маминым сынком — звони. А пока… пока живи со своей мамой. Она будет контролировать твои финансы, готовить правильный борщ и заправлять постель по уставу. Всё, как вы оба любите.
Она ушла, оставив Павла стоять посреди опустевшей комнаты. Где-то внизу раздался голос Галины Петровны:
— Павлуша! Иди ужинать! Я твои любимые котлетки сделала!
Павел закрыл глаза. Любимые котлетки. Мама всегда знала, чем его утешить. Вот только на душе почему-то было пусто и горько, словно он потерял что-то очень важное. Что-то, что никакими котлетками не вернёшь.
Анжела вышла из подъезда, глотнула холодный ночной воздух. На улице моросил мелкий дождь, но она не спешила раскрывать зонт. Капли смешивались со слезами на её щеках, смывая остатки туши. Три года. Три года жизни в золотой клетке, где каждый шаг контролировался, каждое решение критиковалось, каждая покупка обсуждалась.
Телефон в кармане завибрировал. Сообщение от Лены: «Конечно, приезжай! Гостевая комната твоя сколько нужно».
Анжела улыбнулась сквозь слёзы. Хорошо, когда есть настоящие друзья. Те, кто примет без лишних вопросов, поддержит без осуждения.
Ещё одно сообщение. На этот раз от Павла: «Мама сказала, что ты можешь вернуться, если извинишься».
Анжела даже рассмеялась. Извиниться? За что? За то, что отказалась стать послушной марионеткой? За то, что посмела иметь собственное мнение? За то, что не позволила превратить себя в бесправную приживалку?
Она удалила сообщение, не отвечая. Поймала такси, назвала адрес подруги. Пока машина везла её через ночной город, Анжела думала о будущем. Будет трудно — снимать квартиру, жить одной, начинать всё заново. Но это будет её жизнь. Без контроля, без унижений, без необходимости отчитываться за каждую копейку.
Телефон снова завибрировал. Павел: «Анжел, не глупи. Возвращайся».
Она выключила телефон. Хватит. Три года она пыталась построить мост между собой и свекровью, но Галина Петровна раз за разом его сжигала. Три года надеялась, что Павел повзрослеет, станет на её сторону. Не стал.
Такси остановилось у нужного дома. Анжела расплатилась, вышла под дождь. В окнах квартиры Лены горел тёплый свет. Там её ждали, там её примут такой, какая она есть. Без условий и ультиматумов.
Поднимаясь по лестнице, Анжела почувствовала странную лёгкость. Словно сбросила с плеч тяжёлый груз, который тащила все эти годы. Да, впереди неизвестность. Да, будет сложно. Но это будет её жизнь, её выбор, её свобода.
А в доме на другом конце города Галина Петровна накрывала на стол, ворча себе под нос о неблагодарных невестках. Павел сидел в их с Анжелой бывшей спальне, глядя на пустые вешалки в шкафу. Мама обещала, что завтра всё наладится, что Анжелка одумается и вернётся. Мама всегда знала лучше.
Только почему-то в этот раз Павел ей не верил. И пустота в груди становилась всё больше, заполняя собой то место, где раньше была любовь. Любовь, которую он не сумел защитить. Которую принёс в жертву материнскому эгоизму и собственной трусости.
Дождь за окном усилился, барабаня по стёклам. Где-то там, под этим дождём, шла его жена. Бывшая жена? Он ещё не знал. Знал только, что котлеты стынут на столе, мама зовёт ужинать, а он не может заставить себя встать и пойти на кухню. Потому что там, за накрытым по всем правилам столом, его будет ждать одиночество. Уютное, сытое, правильное одиночество под маминым крылом.
