Нотариус сложил документы в папку и протянул их обратно через массивный дубовый стол, но рука Натальи Михайловны резко перехватила их на полпути.
— Постойте-ка, Игорь Васильевич! — её голос дрожал от едва сдерживаемого гнева. — Это какая-то ошибка! Проверьте ещё раз!
Седовласый нотариус терпеливо вздохнул. За тридцать лет практики он повидал немало семейных драм, разыгрывающихся в его кабинете. Но эта история выделялась особой остротой конфликта.
— Никакой ошибки нет, Наталья Михайловна. Завещание вашей покойной тёщи составлено абсолютно правильно. Квартира на Тверской переходит в собственность вашей невестки, Елены Сергеевны.
Елена сидела в кресле напротив, сжимая в руках потёртую кожаную сумку. Она старалась не встречаться взглядом со свекровью, чувствуя, как воздух в кабинете становится всё тяжелее с каждой секундой. Прошло всего три дня с похорон бабушки Веры, а семейный мир уже трещал по швам.

— Это просто немыслимо! — Наталья Михайловна встала, её дорогое пальто зашуршало при резком движении. — Моя покойная свекровь была не в себе последние месяцы! Она не могла в здравом уме оставить семейную квартиру какой-то… — она запнулась, подбирая слова, — девице, которая всего два года как появилась в нашей семье!
— Мама, пожалуйста, успокойтесь, — подал голос Андрей, сидевший между двумя женщинами. Его лицо было серым от усталости, а в глазах читалась обречённость человека, оказавшегося между молотом и наковальней.
— Успокоиться?! — свекровь повернулась к сыну. — Твоя жена получает трёхкомнатную квартиру в центре Москвы, а ты мне говоришь успокоиться? Это квартира нашего рода! Там жили твои дед с бабкой, там вырос твой отец!
Елена наконец подняла глаза. В них не было ни торжества победительницы, ни злорадства. Только усталость и какая-то глубокая печаль.
— Наталья Михайловна, бабушка Вера сама приняла это решение. Я никогда не просила…
— Не просила?! — перебила её свекровь. — Конечно, не просила! Ты действовала хитрее! Все эти твои визиты к ней, чаепития, разговоры по душам! Втёрлась в доверие к больной старухе!
Нотариус поднял руку, призывая к порядку.
— Прошу вас, давайте без оскорблений. Вера Павловна была в полном здравии, когда составляла завещание. У меня есть медицинское заключение. Более того, она оставила письмо с объяснением своего решения. Елена Сергеевна, вы хотите, чтобы я его зачитал?
Невестка кивнула, хотя по её напряжённой позе было видно, что она готовится к новому удару. Нотариус достал запечатанный конверт, вскрыл его и развернул исписанный убористым почерком лист.
— «Дорогие мои», — начал он читать дрожащим от возраста голосом покойной. — «Если вы читаете это письмо, значит, меня уже нет рядом. Я долго думала над своим решением и пришла к выводу, что квартира должна достаться Леночке. Не потому, что я не люблю своего внука Андрюшу или его маму Наташу. А потому, что за два года, что Лена в нашей семье, она стала мне ближе родной дочери.
Когда у меня случился инсульт прошлой зимой, и я три месяца не могла встать с постели, где была моя невестка Наташа? Она заглядывала раз в неделю на пятнадцать минут, жаловалась на усталость и спешила по своим делам. А Лена? Она приходила каждый день после работы. Кормила меня с ложечки, мыла, переодевала, читала вслух мои любимые книги. Она не жаловалась, не вздыхала, не смотрела на часы.
Наташа всегда говорила, что эта квартира должна достаться ей по праву. По праву чего? Того, что она вышла замуж за моего сына? Того, что родила внука? Но разве любовь и забота измеряются правом крови? Лена доказала делами, что она настоящая дочь для меня. А Наташа… Наташа так и осталась женщиной, которая ждёт наследства.
Прости меня, Андрюша, что ставлю тебя в сложное положение. Но ты взрослый человек и должен понимать: твоя жена заслужила эту квартиру. Не деньгами, не хитростью, а простой человеческой добротой. Береги её, сынок. Такие женщины — редкость в наше время.»








