– Привет, – он остановился в дверях кухни, держа в руках пакет из супермаркета. – Я купил твои любимые йогурты.
Катя взглянула на него. Его глаза, обычно тёплые, как кофе, сегодня были мутными, словно он тоже не спал ночь.
– Спасибо, – сухо ответила она, помешивая макароны. – Ужин скоро будет.
– Катя, – он сделал шаг вперёд, но остановился, заметив её напряжённую позу. – Давай поговорим.
– О чём? – она не обернулась, продолжая смотреть на кипящую воду. – О том, как ты решил, что наши мечты ничего не значат?
Олег вздохнул, поставил пакет на стол и сел. Его пальцы нервно теребили край скатерти – старой, с выцветшими ромашками, которую они купили на блошином рынке в их первый год вместе.
– Я не хотел тебя обидеть, – начал он. – Правда. Я думал, что делаю правильно. Родители… они же старенькие уже. Папе семьдесят, маме под шестьдесят. Если с домом что-то случится, они просто не справятся.
Катя наконец повернулась к нему. Её руки дрожали, но она старалась говорить спокойно.
– Олег, я понимаю, что твои родители важны. Но почему ты не спросил меня? Почему не сказал: «Катя, нам нужно помочь моим, давай обсудим»?
Он опустил голову, глядя на свои ладони.
– Потому что знал, что ты будешь против, – честно ответил он. – Ты бы сказала, что это наши деньги, что мы копили их для себя. И я.. я не хотел спорить.
– Не хотел спорить? – её голос задрожал. – Олег, это не спор. Это наша жизнь! Наши планы! Ты просто взял и решил за нас двоих.
– Я думал, ты поймёшь, – он поднял глаза, и в них мелькнула боль. – Ты всегда была такой доброй, Катя. Всегда помогала, когда я просил.
– Да, – кивнула она, чувствуя, как слёзы снова подступают. – Но я устала быть доброй за свой счёт. Устала быть той, кто всегда уступает.
Тишина повисла между ними, тяжёлая, как питерский туман. Макароны закипели, и Катя сняла кастрюлю с плиты, чтобы не дать им развариться. Она всегда следила за такими мелочами – чтобы всё было правильно, аккуратно. А в их браке аккуратности уже не осталось.
– Я записалась к психологу, – вдруг сказала она, не глядя на него. – Завтра иду.
Олег замер, его брови приподнялись.
– К психологу? – переспросил он. – Это что, теперь я псих какой-то?
– Нет, – она покачала головой. – Это не про тебя одного. Это про нас. Я хочу понять, почему мы дошли до такого. И хочу, чтобы ты пошёл со мной.
– Катя, это ерунда какая-то, – он нахмурился, его голос стал резче. – Мы сами можем разобраться.
– Можем? – она посмотрела на него, и в её взгляде была такая усталость, что он осёкся. – Олег, мы уже год ссоримся из-за твоей семьи. Год, если не больше. И каждый раз ты выбираешь их.
– Это неправда, – возразил он, но без прежней уверенности.
– Правда, – тихо сказала она. – И я больше не хочу выбирать между тобой и моим спокойствием.
Олег молчал. Он смотрел на неё, и в его глазах мелькало что-то новое – не раздражение, не усталость, а страх. Будто он впервые понял, что может её потерять.
– Хорошо, – наконец сказал он. – Я пойду. Но только ради тебя.
Катя кивнула, не зная, верить ли ему. Она хотела верить. Хотела, чтобы всё стало как раньше, когда они могли говорить обо всём, смеяться над глупыми шутками, планировать будущее. Но сейчас будущее казалось далёким, как звёзды за питерскими облаками.
На следующий день Катя сидела в уютном кабинете Анны Сергеевны. Комната была небольшой, с мягким светом от настольной лампы и запахом лаванды. На стене висели дипломы, а на столе стояла рамка с фотографией – пожилая женщина и двое детей, смеющихся на пляже.
– Расскажите, что вас привело, – Анна Сергеевна была женщиной лет пятидесяти, с короткими седыми волосами и спокойным взглядом, который, казалось, видел больше, чем Катя готова была показать.
Катя сглотнула, чувствуя, как горло сжимается.
– Мой муж… он отдал наши деньги родителям, – начала она, теребя ремешок сумки. – Без моего согласия. Это не первый раз, когда он ставит свою семью выше нас. Я устала.
Анна Сергеевна кивнула, делая пометку в блокноте.
– А что вы чувствуете, когда думаете об этом? – спросила она, её голос был мягким, но настойчивым.
– Обиду, – Катя помедлила, подбирая слова. – Злость. Беспомощность. Будто я не важна для него.
– А что для вас значит быть важной? – психолог наклонилась чуть ближе, её глаза были внимательными, но не осуждающими.
Катя задумалась. Ей хотелось сказать что-то простое, вроде «чтобы он спрашивал моего мнения». Но слова застряли. Что значит быть важной? Она вспомнила, как Олег смотрел на неё в день их свадьбы – будто она была центром его мира. Когда это изменилось?
– Я хочу, чтобы он видел меня, – наконец сказала она. – Не только как жену, которая всегда рядом, всегда поддержит. А как человека, у которого тоже есть мечты.
Анна Сергеевна улыбнулась, но в её улыбке не было снисхождения.
– А вы говорили ему об этом? – спросила она. – Не о деньгах, не о его родителях, а о том, что вам нужно, чтобы он вас видел?
Катя покачала головой. Она вдруг поняла, что никогда не говорила этого вслух. Она кричала, плакала, спорила, но не говорила о том, что болит внутри.
– Тогда начнём с этого, – сказала Анна Сергеевна. – И, возможно, на следующем сеансе Олег сможет присоединиться к нам.
Катя вышла из кабинета с лёгким чувством облегчения, но и с тревогой. Что, если Олег не придёт? Что, если он снова выберет свою семью?
Дома её ждал сюрприз. Олег сидел на кухне, перед ним стояла бутылка вина и два бокала. На столе лежала записка: «Давай попробуем ещё раз».
Катя замерла в дверях, чувствуя, как сердце бьётся быстрее. Она не знала, что будет дальше – сеанс у психолога, разговоры, может быть, ещё больше слёз. Но в этот момент, глядя на Олега, который смотрел на неё с надеждой, она подумала: может, это и есть шанс?
Катя сидела на краешке дивана, теребя нитку на старом пледе. Напротив неё Олег листал телефон, но его взгляд то и дело скользил в сторону – туда, где на кухонном столе лежала записка от Анны Сергеевны с временем следующего сеанса. Завтра. Вечер. Семь часов. Катя всё ещё не верила, что он согласился пойти.
– Ты точно придёшь? – спросила она, нарушая тишину. Голос звучал тихо, почти умоляюще, и она тут же пожалела, что не смогла скрыть этой слабости.
Олег поднял глаза, его пальцы замерли над экраном.
– Я же обещал, – сказал он, но в его тоне не было привычной уверенности. – Приду.
Катя кивнула, хотя внутри всё сжималось. Она хотела верить ему, правда хотела. Но воспоминание о пустом банковском счёте, о его «я думал, ты поймёшь» кололо, как заноза.
– Это важно, Олег, – сказала она, глядя на свои руки. – Не для меня одной. Для нас.
Он отложил телефон, потёр лицо ладонями, словно стряхивая усталость.
– Я знаю, – тихо ответил он. – Просто… мне это всё непривычно. Психологи, разговоры о чувствах. У нас в семье такого не было. Если что-то не так – чинишь и живёшь дальше.
– А если сломалось что-то, что нельзя починить молотком? – Катя посмотрела на него, её карие глаза были серьёзными. – Что тогда, Олег?
Он не ответил, только вздохнул и встал, чтобы налить себе воды. Катя смотрела на его спину – такую знакомую, но сейчас такую далёкую. Она вспомнила, как однажды, ещё до свадьбы, они гуляли по набережной Невы, и он вдруг остановился, взял её за руку и сказал: «Ты – мой дом». Тогда эти слова казались вечными. А теперь?
На следующий вечер они сидели в кабинете Анны Сергеевны. Комната была всё той же – тёплый свет лампы, запах лаванды, фотография на столе. Но теперь здесь было теснее – Олег, с его широкими плечами, казался неуклюжим на узком кресле. Он сидел, скрестив руки, и смотрел куда-то в угол, будто избегая взгляда психолога.
– Спасибо, что пришли, Олег, – начала Анна Сергеевна, её голос был спокойным, но тёплым, как чашка чая в холодный день. – Катя рассказала мне о том, что произошло. Но я хотела бы услышать вашу версию. Что заставило вас взять деньги с общего счёта?
Олег кашлянул, его пальцы нервно постукивали по подлокотнику.
– Я.. – он замялся, бросил быстрый взгляд на Катю, потом снова уставился в угол. – Я хотел помочь родителям. Их дом… он старый, разваливается. Крыша текла, проводка искрила. Я не мог просто смотреть, как они мучаются.
Анна Сергеевна кивнула, делая пометку в блокноте.
– Это звучит как важное решение, – сказала она. – Но почему вы не обсудили его с Катей?
Олег нахмурился, его щёки слегка покраснели.
– Я думал, она будет против, – признался он. – Она всегда… ну, не то чтобы против, но она не любит, когда я помогаю родителям. Я решил, что проще сделать, а потом объяснить.
Катя почувствовала, как внутри всё закипает.
– Не люблю? – переспросила она, её голос дрожал от обиды. – Олег, я никогда не была против помощи твоим родителям! Я сама ездила с тобой, красила их забор, покупала лекарства твоему отцу. Но ты никогда не спрашиваешь! Ты просто решаешь за меня!
– Потому что ты всегда начинаешь спорить! – он повернулся к ней, его глаза сверкнули. – Каждый раз, когда речь заходит о моей семье, ты закатываешь глаза или говоришь: «Олег, подумай о нас». Я устал от этого!
– А я устала быть невидимкой! – выпалила Катя, её пальцы сжались в кулаки. – Ты думаешь, я не понимаю, что твои родители важны? Но я тоже твоя семья! Я, Олег! Почему я всегда на втором месте?
Тишина в кабинете стала густой, как питерский туман. Анна Сергеевна наблюдала за ними, её лицо оставалось спокойным, но в глазах мелькала искренняя заинтересованность.
– Олег, – наконец сказала она, – как вы думаете, почему Катя чувствует себя на втором месте?
