Лена подняла голову от чашки.
— Не знаю. Но сказала, что не может так больше.
Тишина растянулась. Часы тикали слишком громко.
— Ладно, — сказала Лена наконец. — Пусть придёт.
В субботу в десять утра в дверь позвонили. Лена открыла — на пороге стояла Валентина Павловна. Без макияжа, без ярких бус и лакированной сумки. Просто — в старом пальто, с глазами, в которых не было ни вызова, ни привычной уверенности.
— Здравствуй, Леночка, — сказала она тихо. — Можно войти?
На кухне пахло кофе. Валентина Павловна осторожно села на край стула, сложив руки на коленях. Молчали. Секунд тридцать. Потом она выдохнула:
— Я… не спала все эти дни. Думала. Про тебя, про Андрея, про себя. И поняла, что, наверное, впервые за много лет — мне стыдно.
Лена ничего не ответила.
— Я действительно пользовалась тобой, — продолжала свекровь, не поднимая глаз. — Я привыкла, что если мне плохо — кто-то должен помочь. Муж всегда решал, потом сын. А когда появилась ты, я просто… переложила на тебя. Даже не заметила, как. Мне казалось, что ты обязана, потому что ты «в семье». И только когда ты сказала те слова в ресторане, я поняла, что вела себя как… паразит.
Последнее слово прозвучало с горечью. Лена сжала ладони, но молчала.
— Я не хочу оправдываться, — тихо сказала Валентина Павловна. — Просто хочу, чтобы ты знала: я тебе благодарна. Не за деньги. За то, что ты — держала моего сына, когда он тонул в своей мягкости. За то, что не бросила его. И за то, что сказала правду. Хоть и больно.
Она подняла глаза — и впервые за всё время в них не было ни капли притворства.
— Я принесла вот это, — добавила она, доставая из сумки конверт. — Тут часть того, что я тебе должна. Не всё, конечно. Остальное верну, как смогу.
Лена посмотрела на конверт. Он был толстый, но мятый, как будто долго лежал где-то под стопкой старых бумаг.
— Не надо, — сказала она после паузы. — Я не за деньги говорила тогда.
— Знаю. — Валентина Павловна улыбнулась слабо. — Но если не начну возвращать — мне будет казаться, что я ничего не поняла.
Они снова замолчали. С улицы доносился детский смех — во дворе кто-то катался на санках. Лена вдруг заметила, что у свекрови дрожат пальцы, и в ней что-то смягчилось.
— Хотите кофе? — спросила она просто.
— Хочу, — кивнула Валентина Павловна, будто не веря, что услышала это слово.
Лена налила в чашку, поставила перед ней. Молча сидели, пили. Без разговоров про прошлое, без попыток «начать с чистого листа». Просто — две женщины, которые наконец перестали притворяться.
Когда Валентина Павловна ушла, Андрей зашёл в кухню. — Как она? — По-настоящему старается, — ответила Лена. — Это видно. — И ты? Она кивнула. — Я тоже стараюсь. Не для неё. Для нас.
Он подошёл, обнял. Молча. И впервые за долгое время это объятие было не из вины, не из усталости, а просто из тепла.
Весна пришла неожиданно. Снег сошёл быстро, на тротуарах появились первые лужи, в окнах — запах влажной земли. Лена возвращалась с работы, когда телефон зазвонил. На экране — «Валентина Павловна». Она ответила с лёгким напряжением, но голос свекрови звучал спокойно, даже радостно:
— Леночка, здравствуй! Я просто хотела сказать — я сегодня записалась в поликлинику, у нас новая программа, бесплатная! Не нужно ехать в санаторий, представляешь? — она засмеялась тихо, искренне. — Так что семьдесят тысяч можешь оставить при себе.
Лена улыбнулась, не удержавшись.
— Рада слышать. Как себя чувствуете? — Лучше. И спасибо тебе. Не за деньги, — добавила она после короткой паузы. — За то, что поставила меня на место. Иногда только через боль люди начинают видеть.
— Наверное, — сказала Лена.
— Я тут пирог испекла, яблочный, — продолжала Валентина Павловна. — Андрей говорил, ты любишь с корицей? — Люблю. — Тогда заходите вечером, если сможете. Просто чай попьём. Без праздников.
Лена не ответила сразу. — Хорошо, — сказала она наконец. — Зайдём.
Вечером они сидели втроём за тем самым старым столом, на котором когда-то проходили бесконечные сцены с укором и «а вот раньше». Теперь — никакого напряжения. Андрей шутил, Лена ела пирог, Валентина Павловна слушала и смеялась.
В какой-то момент Лена поймала себя на мысли: ей больше не нужно доказывать ничего. Ни что она хорошая жена, ни что она не враг этой женщине. Просто — жизнь идёт. И этого достаточно.
Когда они собрались уходить, Валентина Павловна вынесла маленький пакет. — Это тебе, — сказала она. — Я связала.
Лена открыла — внутри был шарф. Мягкий, светло-серый, ровный, аккуратный. — Красивый, — тихо сказала она. — Чтобы не мёрзла, — улыбнулась свекровь.
На улице уже стемнело. Снег под ногами блестел в свете фонарей. Андрей взял Лену за руку. — Ну как? — спросил он. — Тепло, — ответила она, поправив шарф.
И впервые за долгое время ей действительно было тепло. Не от шарфа, не от вина, не от примирения — а от того, что всё наконец стало на свои места. Без лишних слов, без громких обещаний. Просто — по-человечески.
