Алена нажала на зелёную кнопку, но говорить не успела. — Это что за цирк вы устроили? — голос свекрови хлестал, как плеть. — Люди спрашивают, где вы, почему съехали, а я что, виноватая теперь? Сын бросил мать, так, да?
— Валентина Сергеевна, давайте не с утра, — устало произнесла Алена. — Мы же всё обсудили.
— Обсудили? — усмехнулась женщина в трубке. — Это ты решила, а не обсудили. Игорь со мной не советовался, между прочим. Он что, теперь у тебя под каблуком?
Алена закрыла глаза, считая до пяти, потом до десяти. — Мы взрослые люди, — сказала она спокойно. — И решения принимаем вместе.
— Вместе… — процедила свекровь. — Вот именно — ты его с собой утащила. Ох, доведёшь ты его до ручки, Алёна.
— Всего доброго, — произнесла Алена и сбросила вызов.
Телефон завибрировал снова почти сразу, но теперь Алена просто перевела его в беззвучный режим. — Игорь, — тихо сказала она, — я не выдержу, если это будет каждый день.
Муж вздохнул, сел на край кровати. — Я поговорю с ней. По-человечески.
— Она не слышит по-человечески, — ответила Алена. — Она слышит только то, что хочет.
К обеду Алена уже сидела на работе, среди кипы чертежей и звонков от подрядчиков. Работа спасала — здесь всё было по правилам, чётко и логично. Бумаги не кричали, не обижались, не давили чувством долга.
Но вечером, возвращаясь домой, она поймала себя на том, что ждёт тишины — той, новой, непривычной, но уже нужной. Их маленькая съёмная квартира в панельной многоэтажке на окраине казалась глотком воздуха.
На кухне пахло жареными овощами. Игорь уже был дома, готовил ужин — редкость, но приятная. — Привет, — улыбнулся он. — Решил тебя порадовать.
— Получилось, — ответила Алена и сняла пальто. — Как день?
— Нормально, — пожал плечами Игорь. — Только мама звонила.
— Говорит, что скучает. И… ну, что ей тяжело.
Алена села за стол. — Тяжело — потому что никто теперь не под рукой, не на побегушках.
— Не начинай, — тихо сказал Игорь. — Она, как ни крути, одна.
— А мы кто? — резко спросила Алена. — Мы теперь что, не семья?
Он помолчал, мешая ложкой овощи. — Ты не понимаешь, Алён. Она всегда жила ради меня. Её жизнь — я. И теперь, когда я ушёл, у неё будто всё обрушилось.
— У всех обрушивается, когда дети вырастают, — сухо сказала Алена. — Но не все начинают мстить.
Они ужинали молча. За окном шел мелкий октябрьский дождь, в кухне гудел старый холодильник. Алена смотрела на Игоря и чувствовала: он разрывается. Он вроде бы здесь, рядом, но мысленно где-то там — в той квартире, где всё время пахло варёными макаронами и упрёками.
Прошло три недели. Звонки от Валентины Сергеевны стали короче, но язвительнее. Теперь она звонила не Алене, а Игорю, и говорила ровным, почти ледяным тоном.
— Ну что, сынок, как там жизнь в съёмной конуре? Всё в порядке? Кредит я, между прочим, одна тяну. Не стыдно?
— Мама, хватит. Я же тебе перевожу деньги, когда могу.
— Переводишь… — с издёвкой тянула свекровь. — А вот жена твоя, небось, копит на шмотки.
Игорь сжимал телефон так, что белели костяшки пальцев. — Не смей так говорить про Алену.
— А что, правда глаза режет? — с усмешкой говорила Валентина Сергеевна. — Не будь дураком, Игорь. Женщины приходят и уходят, а мать — одна.
После каждого такого разговора он ходил мрачный весь вечер. Алена пыталась не спрашивать, но чувствовала, как в доме становится тесно от невысказанных слов.
Однажды вечером она вернулась позже обычного — совещание затянулось. Дома было темно, только из-под двери спальни пробивалась полоска света. Алена толкнула дверь и застыла.
Игорь сидел на кровати, рядом чемодан. Открытый.
— Что это? — спросила она, чувствуя, как внутри всё холодеет.
Он поднял голову. Лицо усталое, глаза покрасневшие. — Я… не знаю, Алён. Мама позвонила. Сказала, что ей плохо.
— И ты собираешься поехать к ней?
— На пару дней. Помогу по хозяйству. Она одна.
— На пару дней? — тихо переспросила Алена. — Или навсегда?
Он отвёл взгляд. — Ну зачем ты сразу так…
— Потому что я знаю, чем всё это закончится, — сказала она. — Она не отпустит тебя. Её «плохо» — это повод вернуть всё, как было.
