— А вот и скажи мне, Настя, по-честному, — начала Светлана Петровна, ставя чашку на стол так, что блюдце звякнуло, — ты кого квартирой обеспечивать собралась? Себя или моего сына?
Анастасия даже не успела снять куртку, как поняла — разговор будет тяжёлый. Опять. Она устало присела, опустила глаза. — Мы просто смотрим варианты, Светлана Петровна. Ещё ничего не решили. — Ага, «просто смотрите». А деньги-то чьи? — прищурилась свекровь, — Бабушка тебе оставила, а живёте вы вдвоём. Так что давай без этих «моё-твоё». Семья ведь.
Настя вздохнула. Сколько можно? Каждый раз одно и то же. — Светлана Петровна, деньги мне оставили. Лично мне. — Ну и что? — отмахнулась та. — Замужем ты за моим сыном. Значит, общее всё. И квартира должна быть оформлена на Илюшу. Так правильно.
Настя почувствовала, как у неё внутри всё закипает. Хотелось встать и уйти. Но она знала — уйдёшь, а потом начнётся: звонки, упрёки, слёзы. — А почему на Илью-то? — спокойно спросила она, хотя руки тряслись. — Деньги ведь бабушка мне оставила. — Потому что он мужчина! — Светлана Петровна подняла подбородок, будто объявляла закон. — Мужик в доме — хозяин. А ты жена. Тебе не к лицу имущество оформлять на себя, стыдно даже.
В этот момент из комнаты вышел Илья — растрёпанный, в спортивных штанах, с телефоном в руке. — Мам, ну чего ты опять начинаешь? — буркнул он. — Мы сами разберёмся. — Сами? — фыркнула мать. — А потом ты, сынок, без квартиры останешься, если не дай бог чего. Женщины нынче хитрые пошли. Сегодня с тобой, завтра — с другим. И всё — гуляй, Вася.
Настя побледнела. Вот уж кто-кто, а она-то точно не из «хитрых». Пять лет жила с этим человеком, терпела все съёмные квартиры, все капризы хозяйки, экономию на каждом рубле. И теперь слышать это? — Светлана Петровна, — тихо сказала она, — я Илью не обманываю. Я просто хочу, чтобы квартира была оформлена на меня. Так спокойнее. — Ага, спокойнее! — воскликнула свекровь. — Чтобы потом выгнать моего сына, если настроение поменяется? Не выйдет!
Анастасия встала. — Я не собираюсь никого выгонять. Просто хочу чувствовать, что это моё жильё. Хоть раз в жизни. — Моё, моё! — передразнила её Светлана Петровна. — Женщины пошли — одни слова «моё». А что твой муж? Он, значит, никто?
Илья потёр виски, тяжело вздохнул: — Мам, хватит. Но мать уже вошла в раж: — Нет, сынок, я молчать не буду! Ты посмотри, как она с тобой разговаривает! Голос повышает! А ведь ты ради неё пашешь, как конь!
Настя еле сдержалась, чтобы не рассмеяться от абсурдности — какой там «пашет»? Его зарплаты едва хватало на коммуналку, а она подрабатывала по вечерам, чтобы хоть что-то откладывать. — Ради меня? — переспросила она. — Да я, между прочим, тоже работаю! И немало! — Ну-ну, — хмыкнула свекровь. — Женщина должна мужа вдохновлять, а не спорить с ним. Ты ему настроение портишь. Вот он и не растёт никуда.
Настя уже не выдержала: — Светлана Петровна, может, хватит? Я не обязана оправдываться. — Обязана! — закричала та. — Пока носишь фамилию моего сына — обязана!
Воздух в квартире будто загустел. Слышно было, как за стеной кто-то сверлит, и как тикают старые настенные часы — громко, раздражающе. Настя посмотрела на Илью. Он стоял, как всегда, молча. Как будто всё происходящее его не касалось. Ни словом, ни взглядом не дал понять, на чьей он стороне.
— Илья, скажи хоть что-нибудь, — тихо произнесла она. — Ты же видишь, что происходит. — Настя, ну… маму пойми, — начал он, запинаясь. — Она просто хочет, чтобы всё по уму было. Чтобы как у людей. — Как у людей? — переспросила Настя. — То есть чтобы я отдала тебе квартиру — это «по уму»? — Ну… мы же семья, — промямлил Илья. — Что твоё, что моё — всё общее.
Она замолчала. В голове звенело. Эти слова, знакомые до боли, — они звучали так, будто он репетировал их заранее. Не он ли вчера обещал, что квартира будет на неё, «как ты захочешь, любимая»? А теперь вот — «всё общее».
