— То есть никогда, — сказала я.
Татьяна Павловна усмехнулась.
— Аня, ну ты драматизируешь. Я ведь не враг тебе. Я просто рядом. Мы же семья.
— Нет, — ответила я тихо. — Мы соседи. И, кажется, ненадолго.
— Что ты хочешь этим сказать?
Я подошла к окну, посмотрела на улицу. Октябрь был уже холодный, внизу дворники сгребали мокрые листья в кучи. Ветер шевелил пластиковый пакет, цеплявшийся за ограду.
— Я хочу сказать, что я устала, — произнесла я. — И что этот дом больше не место, где я могу жить.
— Подожди. Что значит — не можешь жить?
— Ты что, серьёзно?! Из-за замка, что ли? Или из-за чашки?
Я рассмеялась коротко, хрипло.
— Нет, Серёж. Из-за тебя.
Он застыл. Татьяна Павловна стояла рядом, молча, с прищуром.
— Из-за меня? — наконец выдавил он. — А я-то что сделал?
— Ничего, — ответила я. — И именно это — самое страшное.
В комнате повисла тишина. Даже телевизор замолчал — выключился по таймеру, как будто устал слушать нас.
Я взяла со стола свои документы, сложила их в сумку.
Татьяна Павловна первой не выдержала:
— Так ты что, уходишь? Прямо вот так?
— А как вы хотели? Чтобы я осталась и смотрела, как вы всё обустраиваете под себя?
— Ты неблагодарная. Женщина без семьи — пустое место. Кому ты нужна будешь?
Я посмотрела на неё прямо.
— Себе. Этого достаточно.
Сергей подошёл ко мне, взял за руку.
— Ань, не глупи. Мы всё решим. Ну хочешь, я маме скажу, чтобы она уехала?
— Поздно, Серёж. Сказать ты должен был раньше. Не потому что я этого требовала, а потому что так поступает мужчина.
Он сжал губы, глаза блестели.
— Ты сейчас просто злишься. Утром поговорим, ладно?
— Утром будет уже поздно, — сказала я.
Он отпустил мою руку.
Я вышла в прихожую, достала из шкафа чемодан — тот самый, с которым когда-то переехала сюда. Забавно: он стоял рядом с её чемоданами, как напоминание, с чего всё началось.
Пока я собирала вещи, она говорила что-то — про то, что молодые не держатся, что «всё сейчас временно», что «в её время семьи спасали, а не рушили». Я не слушала. Слова проходили мимо.
Когда я застегнула молнию на чемодане, Сергей стоял у двери. Растерянный, злой, но молчаливый.
— И куда ты пойдёшь? — спросил он.
— К подруге, — ответила я. — А потом — как получится.
Он кивнул. Потом вдруг шагнул ко мне, обнял. Не крепко — будто проверяя, останусь ли.
— Я не хотел, чтобы всё так вышло, — сказал он тихо.
— Я знаю, — ответила я. — Но когда ты ничего не хочешь, оно всё равно выходит.
Татьяна Павловна стояла чуть поодаль, молчала. Только губы у неё дрогнули, когда я надела пальто.
— Аня, — сказала она тихо. — А если я… уйду сама?
Я посмотрела на неё. Долгий момент. И вдруг стало ясно — не злая она. Просто привыкла. Всю жизнь она боролась за место под солнцем, и теперь защищает его, как умеет — вторжением, контролем, словами про «семью».
— Не надо, — ответила я. — Поздно. Это уже не про вас. Это про нас.
И закрыла за собой дверь.
Я сняла комнату в старом доме у вокзала. Маленькую, но свою. На стенах пожелтевшие обои, на подоконнике — облупившийся цветочный горшок. Но там было тихо. И впервые за долгое время — спокойно.
По вечерам я сидела у окна, пила чай и смотрела на огни города. Иногда брала в руки старую записную книжку — ту, что она когда-то высмеивала. На первой странице я добавила новую строчку: «Дом — это не место, где тебя терпят. Это место, где тебя ждут.»
Прошло две недели. Сергей не звонил. Потом пришло короткое сообщение:
«Мама уехала. Вернись?»
Я долго смотрела на экран. Потом выключила телефон и поставила на полку.
Вернуться — значит снова стать тенью. А я больше не могла.
Однажды, в субботу, я шла по рынку, выбирала яблоки. В толпе услышала знакомый голос. Обернулась — Татьяна Павловна. В платке, с пакетом овощей. Увидела меня, замерла.
Мы стояли друг против друга несколько секунд, потом она кивнула.
— Здравствуй, Анечка.
— Сергей… нормально вроде, — сказала она, неуверенно. — Работает много.
— Это хорошо, — ответила я.
— Я, может, тогда… перегнула. Хотела как лучше. Ты ведь ему дорога.
— Я знаю. Просто поздно.
— Береги себя, — сказала она.
— Вы тоже, — ответила я.
И мы разошлись. Без злости. Без прощения. Просто по разным направлениям.
Вечером я вернулась в свою комнату, включила настольную лампу. Свет лёг на стол мягким жёлтым кругом. Я достала из пакета яблоко, надкусила. Сладкое, с лёгкой кислинкой.
И вдруг поняла: впервые за долгое время мне не хочется оправдываться. Не хочется ждать, не хочется делить пространство.
На стене тихо тикали часы. Те самые, что я забрала из той квартиры, когда уходила. Тогда они тикали громко, раздражающе. Теперь — спокойно.
Всё стало на свои места.
И, наверное, именно в этом и было моё настоящее возвращение домой.
