Алина всегда считала себя человеком терпеливым. В университете могла три года сидеть в одной аудитории с вечно опаздывающими студентами, на работе — спокойно переживать чьи-то внезапные больничные и валить горы чужих отчётов. Но вот жить в квартире свекрови, да ещё и «временно», оказалось испытанием куда серьёзнее, чем все недосданные курсовые вместе взятые.
— В тесноте, да не в обиде, — привычно произнесла Галина Сергеевна, хлопнув дверцей кухонного шкафа так, что посуда звякнула. — Вон, я с покойным мужем на двадцати квадратах начинала. И ничего, выжили, детей вырастили. А у вас — три комнаты! Царские палаты!
Алина сдержанно улыбнулась. Эта фраза звучала минимум раз в неделю. Обычно, когда Галина Сергеевна хотела напомнить, что хозяйка здесь она, а Алина с мужем — всего лишь гости. Причём гости, которые задержались.
В комнате сопел Миша — их сын, пяти лет. Сидел на ковре, строил башню из разноцветных кубиков. Алина поймала себя на мысли, что даже его игрушки раздражают свекровь. Кубики громко падают, машинки мешаются под ногами, книжки стоят не по порядку.
— Алина, — снова заговорила Галина Сергеевна, тяжело вздыхая, — ты когда пыль протирать будешь? Смотри, вон на стенке пальцем проведи — чёрная! Ребёнок же этим дышит.
Алина уже открыла рот, чтобы сказать, что пыль она вытирала вчера вечером, но осеклась. Знала: спорить бесполезно. Всё равно будет виновата.
— Сегодня вечером, — тихо ответила она и опустила глаза в кружку с остывшим чаем.
В комнату вошёл Илья. Муж, тридцать два года, высокий, худой, с вечной сутулостью, будто виноват перед всем светом. Он снял куртку, шапку, прошёл на кухню, не взглянув на жену.
— Мам, у тебя котлеты есть? — спросил он.
Алина поморщилась. Котлеты. Конечно, котлеты. Они были у Галины Сергеевны всегда, пачками замороженные в морозилке. Символ её власти над домом.
— Конечно, сынок, — оживилась свекровь и тут же распахнула холодильник. — Я с утра пожарила. Вот, садись.
Алина заметила, как Илья сел за стол, не спросив её — как прошёл день, поела ли она, устала ли с ребёнком. Всё внимание — к матери. А ведь когда-то он смотрел на Алину с восхищением, носил пакеты, держал за руку. Теперь же… привычка.
Ну ничего, — подумала она, — я же терплю. Временно. Свою квартиру мы обязательно купим. Чуть подкопим, возьмём ипотеку, и тогда…
Но «тогда» всё откладывалось. Зарплата Ильи уходила на мелочи и мамины «срочные нужды» — лекарства, «подарки соседке» или новые занавески. Алина, со своей учительской ставкой, много не тянула.
Тишину нарушил звонок в дверь. Галина Сергеевна метнулась к прихожей, распахнула её — и в коридор ворвалась Кристина.
Младшая дочь Галины, двадцать семь лет, вся в блестках и духах. Каблуки, смех, огромная сумка через плечо.
— Мамочка! — крикнула она и уткнулась в материнские объятия. — Я вернулась!
— Ой, дочка! — воскликнула Галина Сергеевна, чуть не плача от радости. — Ну наконец-то!
Алина встала в дверях кухни, держа кружку двумя руками.
— А что значит «вернулась»? — осторожно спросила она.
Кристина отстранилась от матери и смерила Алину взглядом сверху вниз.
— В смысле? Развелась я, если тебе интересно. Всё, точка. И жить теперь буду здесь. У мамы.
Алина почувствовала, как внутри у неё всё сжалось.
— Здесь?.. — повторила она. — Но…
