— Алина, не начинай, — резко сказала Галина Сергеевна, словно отрезала ножом. — Это моя квартира. Я решаю, кто тут будет жить.
Илья сидел за столом и жевал котлету, делая вид, что не слышит.
— Илья? — Алина повернулась к мужу, в голосе звучала надежда.
Тот поднял глаза на секунду, пожал плечами.
— Ну а что? Кристина — моя сестра. Ей тоже надо где-то жить.
Алина сжала кружку так, что побелели пальцы.
— У нас ребёнок. Три комнаты и так на четверых. А теперь…
— Перестань драматизировать, — перебила её Кристина и прошла мимо, будто хозяйка. Сбросила каблуки, кинула сумку прямо на диван в зале. — Места полно. Главное — по-человечески уживаться.
Алина посмотрела на Галины Сергеевну. Та стояла в дверях и улыбалась: довольная, как кошка, которая только что стащила со стола кусок мяса.
И вдруг Алина впервые за эти годы не выдержала.
— По-человечески?! — выкрикнула она так, что Миша вздрогнул и уронил башню из кубиков. — А вы все хоть раз подумали обо мне? О ребёнке? Вы же нас просто выживаете отсюда!
Наступила тишина. Даже Илья перестал жевать.
— Вот ещё! — холодно произнесла Галина Сергеевна. — Никто никого не выживает. Просто мы семья. И семья должна поддерживать друг друга.
— Семья? — горько усмехнулась Алина. — Для вас семья — это только сын и дочь. А я кто? Никто, да? Сиделка, кухарка?
Кристина закатила глаза.
— Ну не устраивай сцен, Алина. Хочешь, съезжай. Никто тебя не держит.
Эти слова упали как камень. И Алина впервые поняла: вот он, настоящий конфликт. Не намёки, не подколы, не вечные упрёки. А прямое «уходи».
Она поставила кружку на стол так резко, что чай выплеснулся.
— Я не собираюсь молчать. Это и мой дом. Пока я жена Ильи, у меня есть право здесь жить.
Галина Сергеевна усмехнулась и скрестила руки на груди.
— Право? Ты вообще головой думаешь? Квартира моя. Документы на меня оформлены. Завтра захочу — продам.
Алина почувствовала, как кровь прилила к щекам.
С того вечера жизнь в квартире превратилась в минное поле. Куда ни ступи — взрыв.
Кристина въехала окончательно: притащила чемоданы, коробки, косметику, собственный чайник (чтобы никто её «дорогие травки» не трогал). В прихожей теперь стояли две пары сапог на каблуке, три куртки с меховыми воротниками и бесконечные сумки, которые норовили упасть кому-нибудь на ноги.
— Мам, я с девочками вечером, — весело крикнула она однажды, забегая в ванную. — Не жди!
Алина мыла Мише руки и почувствовала, как внутри снова закипает. Вечером — это значит в два часа ночи, хлопнув дверями, рассыпав косметику, громко смеясь по телефону.
— Кристина, у ребёнка режим! — напомнила Алина, стараясь говорить спокойно.
— Да не ной ты, — ответила та, не оборачиваясь. — У него уши не отвалятся. Сам потом будет ночами гулять.
Галина Сергеевна же словно помолодела. Вечно хлопотала вокруг дочери: то жарила ей оладьи, то искала подходящий свитер «для свидания». А если Алина пыталась возразить, та только фыркала:
— Это моя дочь. Мне её жалко. Ты же понимаешь, что развод — это стресс.
А у меня, значит, не стресс? — хотелось крикнуть Алине. Но она молчала. До поры. Окончательно всё сорвалось в воскресенье.
Алина весь день возилась с Мишей: читал с ним азбуку, собирали конструктор, гуляли во дворе. Вечером вернулись домой — и увидели в зале растянутый диван, заваленный подушками и одеялами. На журнальном столике — лак для ногтей, пачка чипсов, банка пива.
