— Да у тебя совести нет, Таня! — визгнула в дверях Галина Петровна, мать мужа, так что весь подъезд, наверно, вздрогнул. — Женщина ты или камень?!
Таня, стоявшая в коридоре с тряпкой в руке, от неожиданности застыла. Галина Петровна ворвалась, не раздеваясь, не поздоровавшись, таща за собой огромную клетчатую сумку, как будто в отпуск собралась, а не в гости.
— Что случилось, Галина Петровна? — Таня выдохнула, чувствуя, как внутри всё уже начинает закипать.
— Случилось! И ещё как! — старуха с шумом поставила сумку на пол и перекрестилась. — Костя мне всё рассказал. Стыдно, Таня. Стыдно мне за вас обоих!
Из комнаты выглянул сам Костя — высокий, чуть сутулый, в старом спортивном костюме, волосы растрёпаны. Вид у него был такой, будто хотел исчезнуть прямо на месте.
— Ма, только не начинай, — пробормотал он и спрятался обратно.
— Как это не начинай?! — взорвалась мать. — У меня сын без крова своего брата оставил! Родного брата, Таня! Миша на улице почти, а ты сидишь тут, ногти красишь, небось!
— Галина Петровна, — Таня положила тряпку, стараясь говорить спокойно, хотя голос уже дрожал, — во-первых, я сейчас пол мыла, а не ногти красила. А во-вторых, никто никого на улицу не выгонял. Ваш Миша здоровенный мужик, тридцать один год, не ребёнок.
— Не ребёнок, говоришь? А ты бы попробовала в его шкуре пожить! Работу потерял, хозяин квартиры выгнал, куда ему податься? Ты ж ему, получается, невестка! Семья!
Таня сжала губы, села на стул у стены, посмотрела прямо на свекровь:
— Галина Петровна, у нас двушка. Маленькая. В одной комнате мы с Костей, в другой — гостиная, где у меня работа, стол, швейная машинка. Я из дома заказы шью, вы знаете. Мне негде даже вещи разложить, не то что кого-то поселя…
— Господи, — перебила её Галина, театрально вскинув руки, — слышу я тебя! Всё тебе неудобно, всё не к месту. А человеку, значит, под забором жить удобно, да?
Из комнаты снова вышел Костя, почесал затылок, тихо сказал:
— Ма, давай спокойно. Таня не против, просто… надо как-то обговорить.
— Что тут обговаривать, Костенька? — Галина резко обернулась к сыну. — У вас диван раскладывается?
— Раскладывается, — неуверенно сказал Костя.
— Вот и всё. Пусть Мишка там ляжет. Не барское дело — человека близкого в беде бросать.
Таня встала, подперла бока руками.
— Послушайте, Галина Петровна. Вы когда к нам заходите, хоть бы позвонили заранее. У нас не гостиница. И не детский приют.
— Ой, не начинай, — махнула рукой свекровь. — Всё у тебя не по-людски. У других, вон, невестки — золотые. А эта, как из камня вырублена.
Таня глубоко вдохнула, посмотрела на Костю:
— Кость, ты знал, что Миша собирается сюда?
Костя отвёл глаза, виновато:
— Ма вчера звонила. Сказала, что у него проблемы, что надо помочь. Я думал, ты поймёшь.
— Поняла, — горько сказала Таня. — Опять всё за моей спиной решаете, да?
Галина Петровна тем временем уже стянула сапоги, прошла в кухню, заглянула в холодильник.
— Так, котлетки есть. Хорошо. Мишка мясо любит.
— Галина Петровна! — повысила голос Таня. — Вы слышите, что я говорю? Я не согласна, чтобы Миша жил у нас.
— А меня никто не спрашивает, — отрезала та, доставая из холодильника кастрюлю. — Это семейное дело. Ты кто? Жена. Значит, должна поддерживать.
Таня почувствовала, как щеки горят. В груди клокотало. Костя стоял, опустив голову, молчал.
— Вот так, да? — медленно произнесла Таня. — Молча одобрил?
— Ну что я мог? Миша мой брат. У него трудности.
— У всех трудности! — не выдержала Таня. — Только почему из-за чужих трудностей я должна терпеть бардак у себя дома?
— Не чужих, — вмешалась свекровь, с ледяным прищуром. — А родных. Родной человек в беде. Ты, Таня, небось, забыла, как Костя тебя поддерживал, когда ты с работы уволилась?
— Я не на диване лежала, я сразу подработку нашла! — вспыхнула Таня.
Но её никто не слушал. Галина Петровна уже достала телефон:
— Алло, Мишенька? Да, сынок, всё решено. Собирайся. Приедешь вечером. Да, на электричке. Конечно, место есть.
Таня села обратно на стул. Сил не было ни спорить, ни объяснять. Внутри было чувство, будто её выдавили из собственной квартиры.
Вечером, когда за окном уже потемнело, раздался звонок. Костя побежал открывать. На пороге стоял Миша — высокий, худой, с небритой щетиной и блуждающей улыбкой. На плече — рюкзак, в руке — пакеты.
— Здорово, — бросил он. — Ну, впускайте.
Таня кивнула, не сказала ни слова.
Миша прошёл внутрь, скинул обувь, глянул по сторонам.
— О, уютно тут у вас, — сказал с видом хозяина. — Где мне расположиться?
— В гостиной, — коротко ответила Таня. — На диване.
— Нормально, — кивнул Миша и сразу же полез доставать из рюкзака наушники, зарядку, ноутбук, какие-то пакеты с чипсами.
Костя суетился, ставил чайник, мама уже усаживалась за стол. Таня стояла в дверях кухни и смотрела на всё это как на чужой спектакль. Всё происходящее казалось неправильным, будто это не её жизнь.
— Танюш, — позвал Костя. — Иди, поужинай с нами.
— Не хочу, — отрезала она. — У меня заказ срочный.
Она ушла в комнату, закрыла дверь, включила настольную лампу и села за машинку. Игла стучала, монотонно, убаюкивающе, но внутри всё бурлило.
Поздно ночью, когда она пошла на кухню попить воды, в гостиной горел свет, телевизор орал на полную, Миша сидел в трусах, жевал пельмени прямо из кастрюли.
