Рассвет застал Алексея на пороге Машиной квартиры. Он не спал всю ночь, курил на балконе, перебирая в голове обрывки воспоминаний. Теперь стоял перед знакомой дверью с пакетом в руках — внутри бутылка её любимого гранатового сока и те самые лекарства, которые он нашёл в её поисках в интернете.
Дверь открылась неожиданно быстро. Маша стояла в растянутом свитере, бледная, с тёмными кругами под глазами. Увидев его, она не удивилась — словно ждала.
— Ну что, докопался? — её голос звучал хрипло.
Алексей молча поднял пакет.
— Зачем? — она не взяла его. — Жалость? Чувство вины?
— Почему ты мне не сказала?
— Ха! — Маша резко повернулась и пошла в квартиру, оставив дверь открытой.
Он вошёл, закрыл за собой. Всё было так знакомо — запах лаванды, потертый коврик в прихожей, трещинка на зеркале, которую они так и не заклеили.
— Ты же знал, как я отношусь к болезням, — она стояла у окна, спиной к нему. — Помнишь, как ты орал на мать, когда она попросила свозить её в больницу?
— Да? — Маша резко обернулась. — А когда я в прошлом году упала в обморок в метро, что ты сказал? «Не устраивай спектакли, мне стыдно перед людьми».
Алексей сглотнул. В горле стоял ком.
— Ты бы терпел. Из чувства долга. А потом начал бы ненавидеть меня, — её голос дрогнул. — Я видела, как ты смотришь на инвалидов. Как морщишься в больницах.
Он подошёл ближе. Хотел обнять, но она отшатнулась.
— Врачи дали два года ремиссии, — она вдруг улыбнулась криво. — Вот и весь секрет. Я не хотела быть твоей обузой.
На кухне зашипел чайник. Маша пошла выключать его, но вдруг схватилась за дверной косяк. Алексей подхватил её за секунду до падения.
— Всё, хватит геройствовать! — он поднял её на руки, как на свадьбе. — Теперь ты будешь лечиться. А я буду рядом.
— Идиот… — она слабо ударила его по плечу, но не сопротивлялась.
Он отнёс её на диван, накрыл пледом. Когда вернулся с чаем, Маша уже плакала — тихо, без звука.
— Я не жалею тебя, — Алексей сел рядом. — Я боюсь. Боюсь потерять.
Она посмотрела на него мокрыми глазами:
— Ничего не поздно, — он взял её руку. — Мы начинаем всё сначала.
За окном запели птицы. Первый луч солнца упал на их переплетённые пальцы.
Дождь хлестал по лобовому стеклу, превращая ночной город в размытое пятно. Алексей сжимал руль так, что костяшки пальцев побелели. На пассажирском сиденье лежала выписка из больницы — диагноз, который он не мог принять.
Катя нервно кусала губы, ёрзая рядом:
— Ты вообще меня слышишь? Я говорю, она тебя просто манипулирует!
— Заткнись! — он ударил по тормозам на красном свете. — Ты ничего не понимаешь.
Машина резко дернулась. Катя вскрикнула, хватаясь за дверную ручку:
— Да ты с ума сошел! Она же сама тебя выгнала, а теперь, когда у тебя новая жизнь…
Светофор переключился на зеленый. Алексей резко рванул с места, не глядя на Катю:
— Я сказал, выходи. Сейчас же.
Катя замерла, глядя на его профиль, освещенный неоновыми вывесками. В глазах Алексея стояла какая-то новая, незнакомая ей решимость.
Машина резко остановилась у тротуара. Дверь открылась с глухим стуком.
— Ты пожалеешь об этом, — прошипела Катя, выскакивая под дождь. — Она тебя сожрет заживо!
Алексей не ответил. Он уже набирал номер Оли, когда Катя хлопнула дверью.
— Оль, это снова я. Где Маша сейчас?
— В Центральной больнице. У неё… у неё рецидив.
Городские огни превратились в цветные полосы за мокрым стеклом. Алексей резко развернулся на перекрестке, не обращая внимания на сигнал клаксона за спиной.
— Вчера ночью. Но она запретила тебе говорить… Алексей, она не хочет, чтобы ты…
Он бросил телефон на соседнее сиденье. Больница. Конечно. Там, где он ни разу не был, когда она нуждалась в нем.
Приемное отделение встретило его ярким светом и запахом антисептика. Дежурная медсестра подняла глаза:
— Шестакову Марию. Онкологическое отделение.
Медсестра что-то проверила в компьютере:
— Третий этаж. Но сейчас не время посещений.
