— Согласно статье 34 Семейного кодекса РФ, доходы каждого из супругов, в том числе заработная плата, премии и иные выплаты, полученные за время брака, являются совместной собственностью супругов. Это значит, что формально твоя премия принадлежит не только тебе, но и твоему мужу.
У меня похолодело внутри. Значит, я проиграла, даже не начав?
— Но, — Марина подняла палец, видя мое изменение в лице, — это не значит, что его мать имеет на эти деньги хоть малейшее право. Ни морального, ни юридического. Это ваше с мужем общее имущество. И распоряжаться им вы должны по взаимному согласию.
Она сделала паузу, давая мне это осознать.
— Теперь о стратегии. У тебя есть несколько вариантов. Первый — самый простой и печальный. Отдать. И стать дойной коровой на всю оставшуюся жизнь.
Я молча покачала головой.
— Второй вариант. Если деньги уже на общем счету или муж знает о них и может доказать их существование, он может потребовать свою половину. И отдать ее матери. Тебе будет крайне сложно ему это запретить.
Я почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Этот вариант был страшнее первого.
— Но есть и третий путь, — продолжила Марина, и в ее глазах мелькнула искорка. — Ты говоришь, что перевела деньги на свой личный счет, который был у тебя до брака?
— Да. Он только на мое имя.
— Отлично. Это твоя главная крепость. Если муж не может доказать, что эти конкретные деньги являются именно вашим общим доходом (а сделать это без доступа к твоим финансовым документам сложно), то оспорить это будет проблематично. Особенно если ты ими уже распорядишься.
— Как распоряжусь? — уточнила я.
— Потрать их на нужды семьи. Самый лучший и железный аргумент. Внеси их в качестве задатка за аренду с правом выкупа, оплати крупный взнос по ипотеке, если она есть, купи дорогостоящую бытовую технику. Что-то, что можно документально подтвердить и что формально будет считаться общим имуществом. Скажешь мужу: «Дорогой, я нашу премию потратила на наше же будущее. На квартиру. Денег нет». И предъявишь договор. Это будет чистая правда. И это абсолютно законно.
В моей голове будто включили свет. Тупика не было. Был выход. Сложный, требующий хитрости и силы воли, но выход.
— А что делать с его матерью? С ее требованиями?
— А здесь, — Марина улыбнулась холодно, — ты должна занять позицию не жертвы, а полноправной хозяйки. Ты не должна ничего ей доказывать или объяснять. Ты можешь вежливо, но твердо сказать: «Это вопросы нашей с вашим сыном семьи. Решать их будем мы вдвоем». И всё. Прекращать любые дискуссии. Юридически ты чиста. Она не имеет к вашим финансам никакого отношения.
Я сидела, переваривая услышанное. Страх и ощущение тупика постепенно отступали, уступая место четкому, холодному плану.
— Марин, я не знаю, как тебя благодарить.
— Не за что. Главное — теперь действуй без эмоций. Только голова и только закон. И помни: ты не жадина. Ты защищаешь себя и свое будущее. Его мать нарушает твои границы, а муж ей в этом потакает. Закон на твоей стороне.
Я вышла из офиса на улицу. Светило солнце. Я задрала голову и вдохнула полной грудью. Впервые за несколько дней воздух не обжигал легкие от обиды.
Теперь я знала, что делать. Война продолжалась, но теперь у меня было оружие. Не крики и слезы, а знание. И это делало меня сильной.
Следующие несколько дней я жила с ощущением тайной миссии. Каждое утро я просыпалась с готовым планом, каждое действие было выверено и подчинено одной цели. Холодная ясность, которую мне подарила встреча с юристом, вытеснила панику и обиду. Теперь я была не жертвой, а стратегом.
Первым делом нужно было обезопасить деньги. Я взяла отгул на работе, сославшись на мигрень — это была чистая правда, только голова болела не от боли, а от напряженной работы мысли.
Я отправилась не в свой основной банк, а в другой, чьи отделы были разбросаны по всему городу. Я выбрала то, что находилось в противоположном от нашего дома конце города, где вероятность встретить кого-то знакомого стремилась к нулю.
Менеджер в отделении была приветливой и безразличной. Я открыла новый срочный депозит с возможностью пополнения, но без возможности досрочного снятия без потери процентов. Когда я подписывала документы, рука не дрогнула. Я переводила почти всю сумму премии, оставив на основном счете лишь небольшую часть на текущие расходы — для видимости.
Это был ключевой ход. Деньги были не просто спрятаны. Они были заморожены, вложены в будущее и юридически защищены условиями вклада. Теперь, даже если бы Алексей каким-то чудом узнал про этот счет, моментально забрать оттуда деньги он бы не смог.
Вечером я приготовила его любимые котлеты. Он ел с аппетитом, оживленно рассказывая о каких-то рабочих моментах. Он был спокоен, уверен, что буря миновала. Его мама не звонила — видимо, он действительно сумел уговорить ее дать мне время на «раздумья».
— Кстати, о деньгах, — сказала я как бы между делом, отрезая кусочек хлеба. — Я тут подумала, что просто так хранить такую сумму на карте не очень разумно. Инфляция, все дела.
Он насторожился, перестал жевать.
— И что? Ты куда-то их перевела?
— Ну, я частично положила на депозит, — ответила я максимально нейтрально, делая вид, что это самая обычная в мире вещь. — Чтобы хоть какие-то проценты капали. А то знаешь, как бывает — появились деньги, и как-то незаметно растрачиваются.
Я смотрела на него, стараясь выглядеть практичной и немного скучной хозяйкой, озабоченной благополучием семьи.
К моему удивлению, он не стал возмущаться. На его лице отразилось облегчение. Его не интересовали финансы, его интересовало отсутствие проблем. Если деньги лежат на депозите — значит, они в безопасности, значит, не уплывут в неизвестном направлении, и, главное, значит, он сможет сказать матери, что они «вложены» и их нельзя просто так взять. Для него это было идеальным оправданием.
— Ну… правильно, — кивнул он, возвращаясь к котлете. — Умно придумала.
В его глазах я прочитала мысль: «Скажу маме, что Катя все грамотно сделала, деньги работают. Отстанет на время». Его устраивало такое положение вещей. Его манипулятивная логика сработала в мою пользу.
Теперь нужно было подготовить почву для главного действия. Я дождалась вечера следующего дня, когда он, довольный и сытый, смотрел телевизор.
— Алексей, — начала я, садясь рядом на диван. — Я понимаю, что твоя мама переживает. И мы не можем просто так оставить все.
Он выключил звук на телевизоре и повернулся ко мне с интересом.
— Я готова обсудить этот вопрос. Со всеми. Со твоей мамой, Ирой и Сережей. Пусть придут в воскресенье. В пять. Я буду дома.
Он смотрел на меня с недоумением, пытаясь понять, в чем подвох.
— Зачем? Чтобы опять был скандал?
— Нет, — я покачала головой и сделала свое лицо максимально серьезным и уставшим от решения сложных вопросов. — Чтобы все окончательно прояснить. Чтобы сказать им свое решение. И чтобы они больше не терроризировали нас звонками. Раз и навсегда.
Он помедлил, но идея положить конец этим разборкам явно ему импонировала. Он ненавидел конфликты, он хотел тишины. А мое предложение звучало как путь к этой тишине.
— Хорошо, — неуверенно согласился он. — Я позвоню маме, скажу.
— Скажи, что я готова все обсудить, — подчеркнула я. — Что я приняла решение и хочу донести его до всех.
Он кивнул и потянулся за телефоном. Я не стала слушать его разговор. Я вышла на балкон. Воздух был уже по-осеннему прохладным.
Они думали, что я готовлю им денежный перевод. Они не знали, что я готовлю им ловушку. Не финансовую, а психологическую. Ловушку, из которой они не смогут выйти с высоко поднятой головой.
Я была готова к семейному совету.
Ровно в пять в дверь позвонили. Не звонок, а короткий, властный удар, словно объявляли о визите ревизора. Алексей бросился открывать, и в квартиру вкатилась знакомая волна дорогих духов и безапелляционной энергии.
Светлана Петровна вошла первой, окидывая прихожую оценивающим взглядом, будто проверяя, не пропил ли ее сын семейное гнездо за те несколько дней, что ее здесь не было. За ней, как всегда, плетясь в ногу с вечной обидой на весь мир, вошла Ирина. А следом, с важным видом бизнесмена, явившегося на подписание многомиллионного контракта, зашел Сергей.
Я стояла в дверном проеме кухни, опираясь о косяк. На мне были простые домашние джинсы и свитер, руки скрещены на груди. Я не улыбалась, не кивала, не предлагала пройти. Я просто ждала, когда они обратят на меня внимание.
