— Ну, где эти деньги? — начала без предисловий Светлана Петровна, сбрасывая на вешалку пальто с таким видом, будто это была ее собственная прихожая. — Я надеюсь, ты образумилась, Катя. И мы наконец сможем решить проблемы семьи без лишних истерик.
Она прошла на кухню и уселась во главе стола, на мое место. Как королева, вступающая в законные права. Ирина и Сергей молча расселись по обе стороны от нее, составив единый фронт. Алексей засуетился у плиты, доставая чайник, стараясь быть невидимкой.
— Прежде чем мы начнем, я хочу кое-что сказать, — начала я, не двигаясь с места. Мой голос прозвучал ровно и тихо, но почему-то в кухне сразу воцарилась тишина.
Все взгляды устремились на меня.
— Я внимательно выслушала ваши просьбы. Вернее, требования. И я готова дать на них ответ.
Светлана Петровна самодовольно выпрямилась, на ее губах заиграла улыбка победительницы. Она уже мысленно распределяла деньги.
— Но сначала у меня есть к вам вопросы. К каждому.
Улыбка на ее лице замерла.
— Это еще что за тон? — фыркнула она. — Мы тут не на допросе.
— А я думала, мы здесь для того, чтобы решить проблемы семьи, — парировала я. — Или я ошибаюсь? Чтобы решить, нужно понять их причины. Или вы просто пришли за подачкой?
Сергей нахмурился, Ирина с интересом уставилась на меня, будто видя впервые.
— Светлана Петровна, вы требуете у меня мои деньги. На каком основании? По какому праву?
Свекровь вспыхнула, ее глаза округлились от негодования.
— Как по какому? По праву матери! По праву старшей в семье! Я требую, чтобы вы помогли моим детям!
— Вашим взрослым, трудоспособным детям, — четко проговорила я. — Не моим. Моя обязанность — заботиться о своей семье. О муже и о себе. Вы же требуете, чтобы я содержала ваших. В чем моя вина? В том, что я работаю, а они нет?
— Как ты смеешь! — вскрикнула она, но я уже перевела взгляд на Ирину.
— Ира. Почему твои долги за квартиру должна оплачивать я, а не ты? Где твоя работа? Где твоя ответственность? Ты взрослый человек. Или ты считаешь, что все вокруг тебе что-то должны только потому, что ты существуешь?
Ирина покраснела и опустила глаза, что-то невнятно пробормотав про «невозможность найти нормальную работу».
— Сергей, — мой голос стал еще холоднее. — Ты требуешь деньги на бизнес. Где твой бизнес-план? Расчеты, прогнозы окупаемости? Я готова рассмотреть твою идею как инвестор. Покажи мне, почему я должна вложить в тебя деньги? Что я получу взамен, кроме очередного рассказа о том, как тебя «кинули» партнеры?
Сергей откинулся на спинку стула, смотря на меня с новой, настороженной оценкой. Он явно не ожидал такого.
— А ты кто такой, чтобы я перед тобой отчеты отчитывался? — попытался он парировать, но в его голосе уже не было прежней уверенности.
— Я — тот человек, у которого ты просишь деньги, — отрезала я. — Инвесторы обычно любят цифры, а не пустые обещания.
Я обвела взглядом всех троих, а затем посмотрела на Алексея, который замер с чайником в руках, пораженный разворачивающимся спектаклем.
— И ты, Алексей. Это твоя семья. Твоя мать, твои брат и сестра. Ты готов отдать свою половину нашей общей премии, чтобы помочь им? Я свою — не отдам. Ни копейки. Но твоя часть — твое право. Готов?
Он побледнел. Он не ожидал такого поворота. Он думал, что будет посредником, а оказался на линии огня.
— Я… мы же… — он замялся, глядя на мать, которая пожирала его взглядом, требуя поддержки.
— Не надо из него душу тянуть! — вновь вступила Светлана Петровна, ее голос снова взвизгнул. — Ты его совсем запугала! Он вообще ничего не решает! Решаешь все ты!
— Нет, — тихо, но очень четко сказала я. — Решаем мы. Муж и жена. По закону. А вы — третьи лица. И ваше вмешательство в наши финансовые дела — это вмешательство в нашу семью.
Я сделала шаг вперед.
— И еще. Эти деньги уже потрачены. Я внесла их как задаток за аренду новой квартиры. С правом последующего выкупа. Так что премии больше нет. Она превратилась в наш будущий дом. На который, я уверена, вы будете только рады за нас.
В кухне повисла гробовая тишина. Светлана Петровна сидела, открыв рот, не в силах издать ни звука. Ее планы рушились на глазах, а ее авторитет был беспощадно растоптан. Ирина и Сергей переглядывались, понимая, что спектакль окончен и денег они не увидят.
Я выиграла этот раунд. Не криком, не истерикой. Холодными, неудобными вопросами и железной логикой. И вид их поражения был сладок.
Тишина в кухне была оглушительной. Она длилась несколько секунд, которые показались вечностью. Даже закипающий чайник на плите вдруг смолк, выключившись щелчком терморегулятора.
Первой очнулась Светлана Петровна. Ее лицо из бледного стало багровым. Она медленно поднялась из-за стола, и ее стул с грохотом отъехал назад.
— Как… — ее голос был хриплым, едва слышным шепотом, полным непередаваемой ненависти. — Как ты посмела?
Она не ждала ответа. Ее шепот перешел в оглушительный крик, от которого задребезжала посуда в шкафу.
— Ты! Ты разрушила все! Ты втравила сына против матери! Ты нас обокрала! Эти деньги были нужны моим детям! Моим кровным! А ты… ты…
Она задыхалась, ища слова. Ирина и Сергей молчали, потупив взгляды. Их мать проигрывала битву, и они не знали, как себя вести.
— Ты ядовитая змея! — выдохнула она наконец, тыча в меня дрожащим пальцем. — Мы приняли тебя в семью, а ты… ты гадишь нам под порог! Ты поссорила меня с сыном! Я тебя на порог больше не пущу! Забудь дорогу в наш дом! И детей своих никогда не видать!
Это была ее последняя, отчаянная попытка ранить меня больнее. Угроза разлучить с будущими детьми, которых у нас еще не было. От этого абсурда у меня даже не дрогнул ни один мускул. Я продолжала смотреть на нее спокойно, почти с любопытством.
Она схватила свое пальто с вешалки, скомкала его в руках и, не одеваясь, бросилась к выходу.
— Мама, подожди! — крикнул ей вдогонку Алексей, но его голос прозвучал жалко и неубедительно.
Ирина и Сергей, не глядя ни на кого, поспешили за ней, как преданные пажи. Дверь захлопнулась с таким грохотом, что по стенам побежали трещинки штукатурки.
И снова наступила тишина. Густая, тяжелая, как сироп.
Алексей стоял посреди прихожей, спиной ко мне, и смотрел на захлопнутую дверь. Его плечи были ссутулены. Он обернулся. Его лицо было бледным, глаза — пустыми. В них не было злости на меня. Там была лишь бесконечная, всепоглощающая усталость и… обида. Обида на меня.
— Довольна? — прошептал он. — Довольна тем, что ты сделала?
Он не кричал. Его тихий, безнадежный голос был страшнее любого крика.
— Ты унизила ее. При всех. Ты выставила мою семью идиотами. Ты могла просто сказать «нет», но нет… тебе надо было устроить этот цирк!
Я молчала. Что я могла сказать? Что это она начала? Что это была самооборона? Он бы не понял. Для него мир делился на «мама ругается» и «мама не ругается». Сейчас она ругалась, и виновата в этом была я.
— Она же теперь меня на части порвет, — он провел рукой по лицу. — Она не будет звонить месяцами. А потом придет и будет припоминать это каждый день. Каждый божий день, Катя! Ты понимаешь?
— Я понимаю, что ты беспокоишься только о своем спокойствии, — наконец сказала я. Мой голос звучал ровно, без эмоций. — А о моем никто не побеспокоился. Никто. Ни твоя мать, ни ты.
— Я что, не защищал тебя? — в его голосе прозвучали нотки искреннего недоумения.
— Нет, Алексей. Ты не защищал. Ты стоял и молчал. А потом предложил мне отдать деньги, лишь бы тебя оставили в покое. Это не защита. Это предательство.
Он отвернулся и молча пошел в комнату. Я не стала его останавливать. Я осталась стоять на кухне, среди остывающих чашек и давящей тишины.
Победа была не сладкой. Она была горькой и одинокой. Я выиграла битву, но цена оказалась непомерно высокой. Я отстояла деньги, но поставила под удар свой брак. Я увидела человека, за которого вышла замуж, в его истинном свете — слабого, зависимого, неспособного быть опорой.
В ту ночь мы легли спать спиной друг к другу. Между нами лежала не просто широкая полоса холодной постели. Между нами лежала пропасть. Пропасть непонимания и разочарования.
Я не плакала. Я смотрела в потолок и думала. Иногда чтобы сохранить себя, нужно рискнуть всем. Даже иллюзией семьи. И я была готова заплатить эту цену.
