Я хотела ответить, но в этот момент в коридоре раздался звонок. На пороге стояла свекровь, вся на взводе.
— Что тут происходит? — прошипела она, оглядывая нашу троицу. — Алина, ты почему здесь? Ты должна была…
— Всё, мама, — тихо, но твёрдо сказал муж. — Игра окончена.
Её лицо исказилось от ярости.
— Так-так… Она тебя против родной матери настроила? — свекровь бросила на меня ненавидящий взгляд. — Ну ничего, я ещё покажу, кто в этой семье главный!
Она развернулась и выбежала, хлопнув дверью так, что задрожали стены.
В тишине, последовавшей за этим, Алина прошептала:
— Теперь она пойдёт к нотариусу. Перепишет всё на двоюродного брата…
Муж опустился на стул и закрыл лицо руками. В этот момент я впервые за долгое время почувствовала к нему жалость. Он тоже был жертвой, только более взрослой.
— Всё, хватит, — сказала я, вставая. — Сейчас я сделаю кофе покрепче, а потом мы спокойно всё обсудим.
И впервые за последние недели в нашем доме появился проблеск надежды на перемирие. Хотя я прекрасно понимала — свекровь не сдастся так просто.
Где-то в глубине души я уже знала: следующий её ход будет грязным и неожиданным. Но теперь, по крайней мере, я была к этому готова.
Прошло три дня после разговора с Алиной. Муж стал приходить домой раньше, даже пытался готовить ужины. Мы осторожно нащупывали путь к примирению, как два уставших путника после долгой ссоры.
В четверг утром, разбирая почту, я наткнулась на толстый конверт без обратного адреса. Внутри лежала распечатка — выписка из медицинской карты с моим именем. Диагноз: «Бесплодие. Рекомендовано ЭКО».
Руки задрожали. Это было мое обследование двухлетней давности, о котором знали только гинеколог и… мой муж. На листке красовалась жирная надпись маркером: «Ты никогда не подаришь ему ребенка. Уходи сама».
— Сергей! — позвала я, едва слышно.
Он выбежал из ванной, на ходу застегивая рубашку. Увидев бумагу в моих руках, побледнел.
— Откуда это? — вырвалось у него.
— Почта. Без обратного адреса, — прошептала я. — Ты… ты кому-то рассказывал об этом?
Он опустил глаза. Этот жест был красноречивее любых слов.
— Маме… год назад. После того как мы с тобой поругались… — голос его прервался. — Я был зол, хотел объяснить, почему не надо торопить нас с детьми…
Я медленно опустилась на стул. В голове стучало: «Предал. Снова предал».
— Лена, прости… — он потянулся ко мне, но я отстранилась.
— Собирайся. Мы едем к твоей матери.
Дорога заняла двадцать минут молчания. Я сжимала в руках злополучную бумагу, он — руль до побелевших костяшек.
Свекровь открыла не сразу. Когда дверь наконец распахнулась, она стояла в халате, с напускным удивлением.
— О, какие гости! — протянула она. — Что-то случилось?
Я молча протянула ей бумагу. Её глаза пробежали по тексту, но ни один мускул не дрогнул на лице.
— Ну и что? — пожала она плечами. — Подделка какая-то. Ко мне это не относится.
— Мама, — муж шагнул вперед. — Это ты отправила?
— А с чего ты взял? — она скрестила руки на груди. — Может, это её любовник подбросил?
— Вы — больная женщина. Использовать самое больное место человека…
— Ой, да ладно тебе! — она фыркнула. — Если не можешь родить, освободи место здоровой женщине! Мой сын достоин продолжения рода!
Муж вдруг резко хлопнул ладонью по стене.
— Хватит! — крикнул он так, что даже я вздрогнула. — Ты перешла все границы! Больше я не сын тебе. Никогда.
Свекровь побледнела. Её губы задрожали.
— Ты… ты из-за неё отрекаешься от матери? — прошептала она. — Она тебе мозги промыла…
— Нет, мама. Ты сама все сделала, — он повернулся ко мне. — Пойдём.
Мы вышли под её истошные крики: «Вернёшься! На коленях вернёшься! Она тебя сгубит!»
В лифте муж вдруг разрыдался. Я молча обняла его, чувствуя, как дрожит его тело.
— Прости… — повторял он. — Я должен был защитить тебя…
Дома мы проговорили всю ночь. О детях, которые могут и не появиться. О его матери, потерявшей сына. О моей квартире, которая чуть не стала яблоком раздора. И о том, что, возможно, нам стоит начать все сначала.
Утром я проснулась от звонка телефона. Незнакомый номер.
— Алёна Сергеевна? — произнёс мужской голос. — Это участковый Кузнецов. Вашу квартиру на улице Гагарина обворовали. Приезжайте.
Мы мчались по городу, нарушая все правила. Сергей молча сжимал руль, я кусала губы до крови. В голове проносились самые страшные мысли — что могли украсть, испортить, уничтожить…
Подъехав к дому, увидели у подъезда полицейскую машину. Участковый Кузнецов — мужчина лет пятидесяти с усталым лицом — встретил нас в дверях.
— Квартира на третьем этаже? — уточнил он. — Проходите. Только приготовьтесь…
Лестница казалась бесконечной. Когда ключ вставился в замок, я заметила — царапины вокруг личинки. Дверь открывалась слишком легко — замок был сломан.
Первое, что ударило в нос — запах краски. Затем я увидела…
Стены. Мои красивые обои в мелкий цветочек, которые я так любила, были заляпаны черной краской. Крупными, неровными буквами кто-то вывел: «ВОРОВКА».
— Господи… — вырвалось у мужа.
Я шагнула внутрь, не веря своим глазам. Бабушкин сервант — перевернут, стекла разбиты. Фотографии с меня в детстве — разрезаны ножницами. Книги с полок — порваны, страницы разбросаны по полу.
На кухне кто-то опрокинул холодильник, содержимое вылилось на пол. В спальне матрас был вспорот, подушка — затоптана в лужу чернил.
