— Осмотрелись? — участковый достал блокнот. — Что-нибудь пропало?
Я огляделась. Телевизор на месте. Ноутбук тоже. Даже мои скромные украшения лежали на туалетном столике.
— Ничего не взяли… — прошептала я. — Только испортили…
— Это не кража, — тихо сказал Сергей. — Это месть.
Я подошла к окну. На подоконнике стояла маленькая фигурка кошки — единственная уцелевшая вещь. Рядом с ней — окурок с помадой на фильтре. Я узнала этот оттенок…
— Алина… — вырвалось у меня.
— Что? — муж резко обернулся.
— Это её помада. Тот самый «алый закат», которым она хвасталась.
Участковый заинтересованно поднял бровь:
— У вас есть подозрения?
Сергей достал телефон:
— Я сейчас позвоню сестре…
— Не надо, — остановила я его. — Давай сначала осмотрим всё.
В спальне, под разорванными простынями, я нашла оброненную сережку — маленький жемчужный шарик, точно такой же, как носила свекровь.
— Они были здесь вместе, — показала я находку мужу. — Мать и дочь.
Его лицо стало каменным:
— Я сам разберусь с ними.
— Нет, — твердо сказала я. — Теперь это дело полиции.
Участковый аккуратно упаковал сережку в пакетик, сфотографировал надписи на стенах.
— Напишите заявление. По факту хулиганства и умышленной порчи имущества. Если сможете подтвердить, кто это сделал…
— Я подтвержу, — неожиданно сказал Сергей. — У матери есть ключи от этой квартиры. Я сам ей их дал год назад.
Когда полицейский ушел, мы остались среди разгрома. Сергей опустился на корточки, подбирая осколки бабушкиной вазы.
— Прости… — прошептал он. — Я не думал, что они способны на такое…
Я смотрела на его согнутую спину и вдруг поняла — мне его жаль. Так же, как жаль эту квартиру, наши отношения, всю эту разрушенную жизнь.
— Знаешь что? — сказала я, поднимая обрывок нашей свадебной фотографии. — Давай не будем ничего восстанавливать.
Он поднял на меня удивленный взгляд.
— Продадим квартиру. Разделим деньги. И… — я глубоко вдохнула, — разойдемся.
Его лицо исказилось от боли:
— Ты… ты хочешь развода?
— Я хочу начать все сначала. Без лжи, без манипуляций, без твоей семьи за спиной. Если ты готов к этому — оставайся. Если нет… — я развела руками, указывая на разруху вокруг.
Он долго молчал. Потом поднялся, подошел ко мне, осторожно взял за руки.
— Я выбираю тебя. Но… — он огляделся, — может, правда продадим? Купим что-то новое. На двоих.
В его глазах впервые за долгое время была надежда. Я кивнула. Может быть, это и есть наш шанс…
Но сначала предстояло другое — визит к свекрови. И я знала — это будет последняя битва.
Дверь свекровиной квартиры открылась не сразу. Мы стояли под дождём, зная, что она смотрит в глазок. Когда замок наконец щёлкнул, перед нами предстала совсем другая Тамара Ивановна — без привычного макияжа, в помятом халате, с красными от слёз глазами.
— Ну что, пришли добивать? — хрипло спросила она, пропуская нас внутрь.
Квартира поразила меня своим беспорядком. Очевидно, свекровь не выходила из дома несколько дней. На кухонном столе пустая бутылка из-под коньяка, в пепельнице — десяток окурков.
— Где Алина? — сразу спросил Сергей.
— Ушла. К той же подруге, с которой ты её развенчал, — свекровь горько усмехнулась. — Сказала, что не хочет иметь дело с предателями.
Я молча положила на стол фотографии разгромленной квартиры. Свекровь даже не взглянула.
— Ну и что? Докажите, что это я.
— Мама, — голос Сергея дрогнул, — мы нашли твою серёжку. И участковый уже взял образцы помады со стола…
— Предатель! — она вдруг вскочила, опрокидывая стул. — Я тебя рожала, растила, а ты!.. Из-за какой-то…
— Довольно! — я впервые повысила голос на неё. — Вы сломали свою дочь, чуть не разрушили наш брак, испортили мою квартиру! Когда это закончится?
В комнате повисла тишина. Свекровь тяжело дышала, глядя на нас с каким-то животным страхом.
— Вы… вы заявление написали? — наконец прошептала она.
— Пока нет, — ответил Сергей. — Но если ты ещё раз…
— Я уезжаю, — перебила она. — В деревню, к сестре. Мне… мне нужно время.
Я с удивлением смотрела на эту сломленную женщину. Где её напускная уверенность, где высокомерие? Перед нами была просто старая, несчастная мать, потерявшая детей.
— Тамара Ивановна, — осторожно начала я, — мы продаём квартиру. И… я прощаю вам всё. Но при одном условии.
Она настороженно подняла глаза.
— Вы пройдёте курс психотерапии. Я оплачу. Потому что то, что вы сделали — это не нормально.
Свекровь закачалась, будто от удара. Потом медленно опустилась на стул и закрыла лицо руками.
— Я… я просто хотела как лучше… — её плечи затряслись. — Алина останется одна с ребёнком… Серёжа… Серёжа выбрал тебя…
Сергей подошёл и осторожно обнял её. Я видела, как тяжело ему это даётся.
— Мама, мы поможем Алине. Но без манипуляций. По-честному.
Мы уходили через час. Дождь закончился, на небе появилось солнце. Свекровь согласилась на лечение. Обещала написать Алине, уговорить её извиниться.
В машине Сергей долго молчал, потом взял меня за руку.
— Спасибо. За то, что дала ей шанс.
Я не ответила. Впереди нас ждал ещё один трудный разговор — о будущем. О том, стоит ли вообще сохранять эти израненные отношения. Но это было уже завтрашней проблемой.
А сегодня… сегодня мы просто ехали домой. В наш разгромленный, но всё ещё родной дом. Где среди осколков нашей прежней жизни уже проглядывались контуры чего-то нового.
