— Ну… — он почесал затылок. — Наверное, ей срочно нужно было.
— СРОЧНО? СТИРАТЬ? ПРЯМО НАДО МНОЙ?
Он лишь пожал плечами. В этот момент в дверь постучали.
— Димон, ты не видел мои таблетки? — голос свекрови звучал прямо за дверью. — Я в твоей тумбочке искала, но не нашла.
— Ты лазила в нашей спальне? В наших тумбочках? — распахнула я дверь.
Галина Петровна стояла с невинным видом.
— Ну мне же плохо, давление. А вы спите, не поймёшь, когда проснётесь.
Вечером, когда свекровь ушла в магазин, я устроила Диме разборки.
— Она нарушает все границы! Вчера — мои вещи, сегодня — наша спальня, завтра что? Она будет спать между нами?
— Преувеличиваешь, — он отвёл взгляд. — Просто поговори с ней нормально.
— Я ГОВОРЮ! ТЫ НЕ СЛЫШИШЬ?
В этот момент щёлкнула входная дверь. Галина Петровна стояла в прихожей с пакетами, явно слышала наш разговор.
— Ой, я вам помешала? — сделала обиженное лицо. — Может, мне вообще уйти?
— Мам, да ладно, — Дима бросился к ней помогать. — Мы просто…
— Я всё поняла, — она драматично вздохнула. — Я здесь лишняя.
И потащила свои пакеты в комнату. Дима бросил на меня укоризненный взгляд и пошёл за ней. Я осталась стоять посреди кухни, чувствуя себя чужой в собственном доме.
Через час он вернулся.
— Ну что, успокоила маму? — я не смогла сдержать сарказма.
— Она же просто хочет помочь, — он сел на диван. — А ты её сразу в штыки.
— Дима, ты серьёзно? — голос мой дрожал. — Она специально создаёт конфликты! Ты действительно не видишь?
Он промолчал. В этот момент из комнаты свекрови донёсся кашель, потом ещё один — громче, театральнее.
— Всё, иду, мам! — крикнул Дима и снова ушёл к ней.
Я сидела одна на кухне до глубокой ночи. В голове крутилась одна мысль — сколько ещё это может продолжаться?
Но самое страшное ждало меня утром…
Я проснулась от странного шума. Цифры на будильнике светились — 5:47 утра. В спальне стоял полумрак, Дима мирно посапывал рядом.
Шум повторился — тихий шорох у нашей кровати. Я приподнялась на локте и застыла от ужаса.
Галина Петровна сидела на краю нашей кровати в ночной рубашке. Она наклонялась к спящему Диме, что-то шептала ему на ухо и гладила по волосам.
— Что вы делаете?! — вырвалось у меня.
Она резко обернулась. В её глазах мелькнуло что-то странное — не испуг, а скорее досада, что её застали.
— Ой, ты уже проснулась, — она неестественно улыбнулась. — Я просто проверила, не раскрылся ли Димочка. Он же всегда мёрзнет.
Я вскочила с кровати, хватая первый попавшийся халат.
— В ШЕСТЬ УТРА? В НАШЕЙ СПАЛЬНЕ?
Дима заворочался, потянулся и открыл глаза.
— Что происходит? — он сонно протёр глаза.
— Твоя мать сидела у нас на кровати и что-то шептала тебе на ухо!
Он сел, ошарашенно глядя то на меня, то на мать.
— Я же сказала, проверила, как ты спишь, — она обиженно надула губы. — А она сразу кричать.
Я трясущимися руками завязала пояс халата.
— Это ненормально! Ты понимаешь? Это уже переходит все границы!
Галина Петровна вдруг всплеснула руками:
— Ой, да что ты раздухарилась! Я же мать, мне можно! — она повернулась к Диме. — Сынок, ну скажи ей, что я ничего такого не сделала.
Дима растерянно смотрел на нас обеих.
— Ну… мама же не со зла… — он неуверенно начал.
В этот момент я почувствовала, как во мне что-то лопнуло.
— Всё, — мой голос вдруг стал тихим и опасным. — Либо она сегодня же съезжает, либо ухожу я.
В комнате повисла мёртвая тишина. Галина Петровна первой нарушила её — она вдруг схватилась за сердце:
— Ой, мне плохо… давление… — она начала оседать на пол.
Дима в панике вскочил:
— Таблетки… в моей сумке… — она драматично закатывала глаза.
Я стояла и смотрела на этот спектакль. Дима бросился к её комнате, а свекровь, чуть приоткрыв один глаз, посмотрела на меня с едва заметной ухмылкой.
Когда Дима вернулся с таблетками и водой, она уже «с трудом» дышала:
— Сынок… я, наверное, умру… и всё из-за того, что кому-то мешаю…
— Мам, не говори так! — он обнял её.
Я наблюдала эту сцену, чувствуя, как меняется что-то внутри. Вдруг я поняла — этот брак, эта семья, эта жизнь… Всё это уже не моё.
Повернувшись, я вышла из спальни. За моей спиной раздался голос Димы:
— Куда ты?! Маме плохо!
Я не ответила. В гостиной я взяла телефон и набрала номер такси. Потом начала собирать вещи в дорожную сумку.
Из спальни доносились приглушённые голоса:
— Она совсем с ума сошла…
— Не переживай, мам, это всё пройдёт…
Когда такси подъехало, я в последний раз оглядела квартиру. В дверях спальни стоял Дима.
— Ты… ты правда уезжаешь? — в его голосе звучало недоверие.
— Да, — я поправила сумку на плече. — Позвони, когда она съедет. Если конечно захочешь.
Я вышла, хлопнув дверью. В лифте меня вдруг затрясло — от злости, от обиды, от осознания того, что только что произошло.
Но самое страшное было впереди…
Такси довезло меня до ближайшей гостиницы. Я сняла номер на сутки — больше не могла себе позволить. Сумка с вещами казалась смехотворно маленькой для всей моей жизни, которая развалилась за одно утро.
Первое, что я сделала — отключила телефон. Не хотела слышать ни оправданий, ни уговоров. Провалилась в короткий, тревожный сон, а проснувшись, почувствовала пустоту.
