— Так… Значит, ваш брат, по вашему мнению, незаконно завладел имуществом семьи?
— Не по моему мнению, — я положила на стол распечатку дарственной. — Вот документы. Родители переоформили на него квартиру, теперь он выгнал меня, сдает комнату незнакомцам, а сегодня вот… — я показала фото с машиной.
Полицейский вздохнул:
— Семейные разборки… Ладно, мы проведем проверку. Но вам нужно будет предоставить показания родителей.
— А если они откажутся? — спросила Катя.
— Тогда дело усложнится, — честно ответил он. — Без их слов это будет ваше слово против его.
Когда мы вышли из отделения, начало смеркаться. Я вдруг почувствовала страшную усталость. Всего несколько дней назад у меня была нормальная жизнь, семья, дом… А теперь я подаю заявление на собственного брата.
— Ты в порядке? — Катя обняла меня за плечи.
— Мне нужно поговорить с ними. Лично.
Катя хотела возражать, но увидев мое лицо, просто кивнула:
— Хорошо. Но я еду с тобой.
Мы молча ехали в такси. Я смотрела на знакомые улицы, по которым мы с папой когда-то катались на той самой машине, что теперь «подарили» Игорю. Как же все изменилось…
Когда мы подъехали к дому, в квартире горел свет. Я глубоко вздохнула и нажала кнопку звонка. Раздались шаги, щелчок замка…
Дверь открыл отец. За несколько дней он постарел на годы: осунувшееся лицо, седина на висках, которых раньше не было.
— Алина… — его голос дрогнул. — Я… мы не ожидали…
Из глубины квартиры раздался мамин крик:
Затем она появилась в коридоре. Увидев меня, мама замерла, потом вдруг бросилась вперед:
— Доченька! — она попыталась обнять меня, но я отступила.
— Я пришла поговорить, — сказала я ровно. — Нам нужно обсудить ситуацию.
В гостиной пахло едой и каким-то дешевым одеколоном. На столе стояли пивные бутылки. Моя бывшая комната была закрыта, но из-за двери доносился храп.
— Игорь спит, — поспешно сказала мама. — Он… устал.
— От чего? — холодно спросила Катя. — От вождения подаренной машины?
Родители переглянулись. Отец опустил голову:
— Мы… мы думали, это поможет ему встать на ноги.
Я села напротив них, глядя прямо в глаза:
— Помогло? Вы видите, как он «встает на ноги»? Выгнал меня, превратил квартиру в хостел, вашу машину…
— Он обещал исправиться! — вдруг вскрикнула мама. — Он сказал, что найдет работу, что…
— Врете, — тихо сказала я. — Вы просто боитесь его. Как и я боялась все эти годы.
В комнате повисла тягостная тишина. Отец нервно теребил край скатерти.
— Что… что ты хочешь? — наконец спросил он.
Я достала документы из сумки:
— Я подала заявление в полицию. И готовлю иск в суд. Но мне нужны ваши показания.
Родители снова переглянулись. В их глазах читался страх. Но что-то еще… Стыд? Раскаяние?
— Мы… — начала мама, но в этот момент дверь в мою бывшую комнату распахнулась.
На пороге стоял Игорь. В одних трусах, с мутными глазами. Увидев меня, он скривился в ухмылке:
— Ну вот, семейный совет без меня собрали? — он шагнул вперед, и от него пахло перегаром. — О чем болтаем, а?
Я не отводила взгляда:
— О том, что ты украл у меня дом. Украл у родителей машину. И скоро за все это ответишь.
Его лицо исказилось злобой. Он сделал шаг ко мне, но Катя резко встала между нами:
— Тронешь ее — завтра же сядешь за нанесение побоев. У меня уже все записывается, — она показала на телефон.
Игорь замер. Впервые за все время я увидела в его глазах не злорадство, а страх. Настоящий страх.
— Вам всем… вам всем крышка, — он пробормотал, но уже отступал к своей комнате. — Я вас… я вас всех…
Дверь захлопнулась. Я повернулась к родителям:
— Решайте. Или вы со мной… или с ним. Но помните — он вас уже оставил без жилья. Без машины. Что дальше?
Отец вдруг поднял голову. В его глазах появилась решимость, которой я не видела годами:
— Я… я пойду с тобой в полицию.
— Хватит, Лида! — он резко встал. — Ты видела, во что превратился наш сын? Видела, во что превратилась наша жизнь?
Я впервые за много лет увидела, как мой отец проявляет характер. Мама закрыла лицо руками, но кивнула.
— Завтра в десять утра у участка, — сказала я, вставая. — Приходите. Если хотите вернуть хоть что-то из своей жизни.
Когда мы вышли на улицу, Катя тяжело выдохнула:
— Ну что, похоже, у нас появились союзники.
Я посмотрела на освещенные окна своей бывшей квартиры. Впервые за эти дни у меня появилось странное чувство… Надежда?
— Завтра начинается война, — прошептала я. — И на этот раз я не отступлю.
Утро началось с телефонного звонка. На экране светилось «Мама». Я перевела взгляд на часы — 7:23. Слишком рано для обычного звонка.
— Алло? — голос мой был хриплым от недосыпа.
— Алина… — в трубке слышались всхлипы. — Он… он нас выгоняет!
Я мгновенно проснулась:
— Кто? Что случилось?
— Игорь! — мама говорила прерывисто, словно задыхалась. — Он пришел ночью пьяный, начал орать… Говорит, чтобы мы съезжали… Что ему тут с девушкой жить нужно…
Я услышала на заднем плане голос отца:
Шум, затем его хриплый голос:
— Дочка, он совсем с катушек слетел. Грозил, что если мы не съедем до вечера, наши вещи выбросит на помойку.
Катя, услышав обрывки разговора, уже кивала, собирая вещи. Я сжала телефон:
— Сейчас едем. Не открывайте ему дверь.
Дорога заняла двадцать минут. В голове стучало: «Наконец-то. Наконец-то они увидели его настоящего».
Лифт поднимался мучительно медленно. Когда дверь открылась, мы услышали крики за дверью квартиры.
— Я сказал — ВОН! — ревел Игорь. — Хватит тут паразитировать!
Мы с Катей переглянулись. Она достала телефон, включив запись. Я глубоко вдохнула и нажала звонок.
Дверь открыла мама — растрепанная, в помятом халате, с красными от слез глазами. За ней маячила фигура отца — он стоял, сжимая в руках ремень, как когда-то в моем детстве, когда собирался меня отшлепать. Только теперь его руки дрожали.
Игорь развернулся к нам. Его лицо было красным от ярости, в глазах — мутное безумие. Рядом с ним стояла какая-то девушка с ярким макияжем, жующая жвачку.
— О, семейный сбор! — Игорь истерично засмеялся. — Предатели все в сборе!
— А то, что эти старики тут мешаются! — он махнул рукой в сторону родителей. — Я же квартиру получил, значит, решаю кто тут живет!
Девушка хихикнула. Мама всхлипнула. Отец сделал шаг вперед:
— Мы тебя растили… Всю жизнь на тебя работали…
— И правильно делали! — перебил Игорь. — Родительский долг! А теперь — валите. Вон у вас дочка есть, пусть вас содержит.
Я посмотрела на родителей. Впервые за много лет они выглядели не как мои грозные воспитатели, а как беспомощные старики. Мамин халат был заляпан чем-то, отец стоял, ссутулившись. И вдруг я поняла — они боятся. Боятся своего же сына.
— Хорошо, — сказала я неожиданно спокойно. — Мы уходим.
— Ну наконец-то дошло!
— Но сначала, — я достала из сумки папку, — вот документы на подачу иска в суд. О признании дарственной недействительной.
— А это, — я показала вторую папку, — заявление в полицию о самоуправстве. Ты же знаешь, что не имеешь права выгонять прописанных здесь людей?
Девушка Игоря вдруг перестала жевать. Он сам побледнел:
— Ты… ты ничего не докажешь!
— О, еще как докажу, — я кивнула на телефон Кати. — У нас уже есть запись твоих сегодняшних угроз. И свидетель — твоя новая подруга.
Девушка резко отпрянула:
— Я тут ни при чем! Я вообще впервые его вижу!
Игорь ошалело смотрел то на меня, то на родителей. Отец вдруг выпрямился:
— Я… я пойду с тобой в полицию. И в суд. Хватит.
Мама заплакала громче, но кивнула:
— Мы… мы ошиблись… Прости, дочка…
Игорь стоял, как пойманный зверь. Я видела, как в его глазах мелькает паника. Он вдруг рванулся вперед, выхватывая у меня папки.
— Не получишь! Ничего не получишь!
Катя резко встала между нами. В этот момент дверь лифта открылась, и на площадку вышли два полицейских.
— Кто здесь Тарасов Игорь Сергеевич?
Игорь замер. Его руки с папками опустились.
— Пройдемте с нами для дачи показаний. Поступило заявление о мошенничестве при сдаче жилья в аренду.
Я удивленно посмотрела на Катю. Она шепнула:
— Я позвонила по дороге. Те самые парни, что дали ему задаток, написали заявление.
Игоря увели. Его девушка исчезла еще раньше. Мы остались в квартире вчетвером — я, Катя и мои родители, которые вдруг выглядели на девяносто лет.
Мама первая нарушила тишину:
— Алина… мы… — ее голос сорвался.
Я подошла к окну. За ним был тот же вид, что и много лет назад. Только теперь я понимала — ничего уже не будет по-прежнему.
— Собирайте вещи, — сказала я, не оборачиваясь. — Пока его нет, заберите документы, самое ценное. Вы можете пожить у Кати, пока не разберемся с судом.
Отец тяжело опустился на стул:
— Дочка… как же мы до такого…
Я наконец обернулась. Впервые за много лет я увидела в их глазах не упрек, не раздражение — боль и стыд.
— Поздно, пап, — прошептала я. — Но исправить еще кое-что можно.
Катя молча взяла маму за руку, повела собирать вещи. Я осталась с отцом лицом к лицу.
— Машину… — он кашлянул. — Машину он уже продал. Вчера. Деньги пропил.
Я кивнула. Ничего удивительного.
