Вера сжала кулаки под столом. Что-то новое поднималось внутри — не привычная вина и не желание оправдаться. Что-то твёрдое и холодное, как камень.
— Это было его решение, — повторила она. — И я не собираюсь его нарушать.
— Мне кажется, Вера, ты не понимаешь, насколько серьезно все это, — Зинаида Петровна понизила голос, словно переходила к главному аргументу. — Ты думаешь только о себе, но когда-нибудь и ты можешь оказаться в положении, когда нужна будет помощь семьи.
Вера почувствовала, как холодеет спина. Мать никогда раньше не прибегала к таким угрозам.
— О том, что я тоже не вечна. И у меня тоже есть квартира, — Зинаида Петровна многозначительно посмотрела на неё. — И я тоже могу решить, кому ее оставить. Семья — это взаимная поддержка, а не только получение.
Михаил одобрительно кивнул, положив руку на плечо Аллы. Та продолжала смотреть в пол, но Вера заметила, как дернулся уголок ее рта. Сестра явно была в курсе этого шантажа.
— Мам, я не претендую на твою квартиру. И никогда не претендовала.
— Сейчас не претендуешь, — хмыкнула Зинаида Петровна. — А что будет через десять-двадцать лет? Думаешь, в старости тебе не понадобится помощь? Свои ипотеки ты, может, и выплатишь, но лишняя недвижимость никогда не помешает.
Алла наконец подняла глаза.
— Вер, ты пойми, никто не просит тебя просто так все отдать. Может, мы могли бы договориться. Половина денег — тебе, половина — мне.
Вера встала из-за стола, подошла к окну. За стеклом моросил мелкий осенний дождь, и капли медленно стекали вниз, как слезы. Она почти физически ощущала давление трех пар глаз, сверлящих ее спину.
— Я не буду продавать квартиру, — повторила она. — И не буду переоформлять документы.
— Послушай, — Михаил подался вперед, перейдя на доверительный тон, — мы не настаиваем на немедленном решении. Подумай хорошенько. Это же в твоих интересах. Сейчас твоя мать здорова, слава богу, но мало ли что…
— Прекрати, — резко оборвала Вера, развернувшись к нему. — Не надо этих прозрачных намеков. Я юрист и прекрасно понимаю, что вы все пытаетесь сделать.
Повисла тишина. Михаил откинулся на спинку стула, сложив руки на груди. На его лице появилось выражение легкой насмешки.
— Вера, ты понимаешь, что мы можем оспорить завещание? — вдруг сказал он. — Твой отец был болен последние месяцы. Кто знает, в каком состоянии он подписывал бумаги.
— Это была дарственная, а не завещание, — спокойно ответила Вера. — И оформлена она была за год до его смерти, когда он был в полном сознании.
— А доказать сможешь? — Михаил прищурился. — У нас есть показания соседей, что в последний год он был очень слаб и часто путался. Твоя сестра регулярно его навещала, видела его состояние.
— Два раза за год — это «регулярно»? — Вера почувствовала, как закипает внутри. — И какие еще соседи?
— Елена Викторовна со второго этажа, — быстро вставила мать. — Она все понимает, сочувствует нашей ситуации.
Вера усмехнулась. Елена Викторовна, вечно недовольная старуха, которая писала жалобы на всех соседей и конфликтовала с отцом из-за шума водопроводных труб.
— Знаешь, мам, — Вера вернулась к столу, оперлась на него руками, глядя прямо в глаза матери, — есть еще Ольга Сергеевна из квартиры напротив. Она медсестра, ухаживала за папой последние месяцы и прекрасно знает, что он до последнего дня был в здравом уме. И дарственную я оформляла с нотариусом, которого все в районе знают. Так что все документы в полном порядке.
Мать отвела взгляд первой.
— Вера, мы не угрожаем, — сказала она примирительно. — Мы просто хотим, чтобы все было по справедливости.
— Справедливо то, что решил папа.
— Он не был объективен. Ты жила с ним, могла влиять…
— Да, я жила с ним, — Вера повысила голос. — Я ухаживала за ним, когда он болел. Помнишь, как я ночевала в больнице? Как брала отгулы на работе, чтобы возить его на процедуры? Как сидела с ним, когда ему было плохо? Ты хоть раз пришла навестить бывшего мужа?
Зинаида Петровна вздрогнула, словно от пощечины.
— У меня была своя жизнь, — произнесла она тихо.
— У всех своя жизнь, мам. У Аллы — своя, у тебя — своя, у меня — своя. И у папы была своя. И он имел право распоряжаться тем, что ему принадлежало, так, как считал нужным.
Алла вдруг всхлипнула. Веру кольнуло чувство вины — не перед матерью, а перед сестрой. Алла действительно была не виновата в этой ситуации. Она стала разменной монетой в игре, которую затеяли мать и Михаил.
