Антон покраснел. Этот эпизод он старательно забыл.
— Она границ не знает! И ты ей в этом потакаешь! — Марина спускалась всё ниже. — Знаешь, о чём я мечтаю? Чтобы хоть раз, хоть один единственный раз ты сказал ей: «Мама, не говори так о моей жене». Но ты никогда этого не скажешь, правда?
— Мар, давай поговорим спокойно…
— Поздно говорить, Антон. Три года я ждала, что ты повзрослеешь. Что перестанешь быть маменькиным сынком. Что станешь мужем, а не сыном. Но ты выбрал. И выбрал не меня.
— Это ультиматум? Или я, или она?
Марина грустно улыбнулась.
— Нет, Антон. Это не ультиматум. Это констатация факта. Ты уже давно выбрал. А я просто устала бороться за второе место. Твоя мать победила. Можешь ей передать.
— Мар! Марина! Вернись!
Но она уже исчезла за поворотом лестницы. Антон слышал, как хлопнула дверь подъезда, как завёлся мотор её машины. Он стоял в дверях квартиры, глядя на пустую лестничную площадку, и чувствовал, как внутри нарастает паника.
Телефон в кармане завибрировал. Мама.
«Сыночек, я уже еду! Купила новые шторы для вашей спальни, эти ваши совсем выцвели! И продуктов набрала, приготовлю вам настоящий ужин, а не те полуфабрикаты, которыми тебя кормит жена».
Антон смотрел на сообщение и впервые в жизни почувствовал раздражение от материнской заботы. Новые шторы. Без спроса. Как всегда.
Он вернулся в квартиру, прошёл в спальню. На кровати валялись вещи, которые Марина не успела или не захотела взять. Её любимый халат. Фотография с их отпуска. Кольцо.
Обручальное кольцо лежало на тумбочке, и от этого зрелища у Антона перехватило дыхание. Она оставила кольцо. Она не просто уехала погостить к подруге. Она ушла.
Телефон снова завибрировал.
«И скажи Марине, пусть не красит больше волосы в этот вульгарный цвет. Я купила ей краску, каштановую, ей пойдёт».
Антон сел на кровать, уткнувшись лицом в ладони. Только сейчас до него начало доходить. Все эти годы он выбирал комфорт. Было проще согласиться с мамой, чем защитить жену. Было проще попросить Марину потерпеть, чем поставить мать на место. Было проще делать вид, что всё в порядке, чем признать наличие проблемы.
«И вот что, сынок. Я думаю, вам пора уже о детях подумать. Я поговорю с Мариной, объясню ей, что в её возрасте пора рожать. А то соседка Валя уже второго внука нянчит, а я всё жду».
Антон вспомнил лицо Марины, когда мать в очередной раз заводила разговор о детях. Боль в её глазах. Они с женой два года безуспешно пытались завести ребёнка, проходили обследования, и каждый материнский упрёк был как нож в сердце.
Он набрал номер жены. Длинные гудки. Она не брала трубку.
«Марина, давай поговорим. Прости меня. Возвращайся».
Отправил сообщение и стал ждать. Телефон молчал.
Звонок в дверь заставил его вздрогнуть. Мама.
— Антоша! Сыночек! Что ж ты дверь не открываешь? — Галина Петровна ввалилась в квартиру с сумками и пакетами. — Где Марина? Опять по подружкам шляется? Вот я ей сейчас объясню, что замужней женщине место дома! И что за бардак у вас? Я же на прошлой неделе убиралась!
Антон смотрел на мать и впервые видел её как будто чужими глазами. Властную женщину, которая врывается в его дом как к себе. Которая без спроса решает, как им жить. Которая третирует его жену, а он молчит.
— Мам, Марина уехала.
— Уехала? Куда это? Я же приехала! — Галина Петровна возмущённо фыркнула. — Вот бессовестная! Знала, что свекровь приезжает, и специально сбежала! Ничего, вернётся, я ей выскажу всё, что думаю!
— Она не вернётся, мам.
— Что за глупости? Конечно, вернётся! Куда она денется? — Галина Петровна прошла на кухню, с неодобрением оглядывая интерьер. — Ой, а что за ужасные занавески? И почему чайник не на месте? Я же в прошлый раз показывала, где он должен стоять!
— Мам, — Антон пошёл за ней. — Марина ушла. Насовсем. Из-за тебя.
Галина Петровна обернулась с выражением искреннего изумления на лице.
— Из-за меня? Да что ты такое говоришь? Я же ей как родная мать! Всё для вас стараюсь!
— Нет, мам. Ты её унижаешь. Постоянно. При каждой встрече.
— Я?! Унижаю?! — Галина Петровна всплеснула руками. — Да я же только правду говорю! Если она не умеет готовить — что, молчать? Если одевается безвкусно — тоже молчать? Я же ей помочь хочу!
— Ты хочешь её изменить. Переделать под себя. Но она другой человек, мам!
— Ах, вот как! — лицо Галины Петровны пошло красными пятнами. — Защищаешь её теперь? А когда она тебя бросила, где твоя защита была? Я же говорила — не та она тебе партия! Ни роду, ни племени! Мать её — продавщица, отец — слесарь! А ты у меня с высшим образованием!
— При чём здесь её родители?
