— Завтра нотариус. В десять утра. И чтобы без твоих фокусов! — голос свекрови прозвучал в трубке телефона, как удар молотка судьи.
Марина стояла посреди своей кухни, сжимая мобильный так крепко, что побелели пальцы. За окном шёл мелкий осенний дождь, и капли барабанили по стеклу, словно отсчитывая секунды до неизбежного столкновения. Она знала, что этот момент настанет. Знала с того самого дня, когда её свекровь Галина Петровна впервые переступила порог их с Максимом квартиры и окинула всё оценивающим взглядом опытного ревизора.
— Галина Петровна, я же говорила, что… — начала Марина, но её тут же перебили.
— Что говорила? Что тебе неудобно? Что у тебя работа? — в голосе свекрови звенел металл. — Послушай меня внимательно, девочка. Эта квартира — семейная собственность. Мой покойный муж оставил её Максиму, но документы нужно переоформить правильно. И я, как мать, буду контролировать этот процесс. Ты поняла меня?
Марина молча кивнула, потом вспомнила, что свекровь её не видит.
— Да, поняла, — выдавила она.
— Вот и отлично. Максим уже в курсе. Он заедет за тобой в половине десятого. И оденься прилично. Не позорь нашу семью перед нотариусом.
Гудки в трубке. Марина медленно опустила телефон и прислонилась к холодной столешнице. Три года замужества. Три года она пыталась найти общий язык с этой железной женщиной, которая считала её недостойной своего драгоценного сына. Три года намёков, колкостей и прямых оскорблений, которые Максим предпочитал не замечать.
Дверь хлопнула. Максим вернулся с работы. Она услышала, как он снимает ботинки в прихожей, вешает куртку. Его движения были медленными, усталыми. Или виноватыми?
— Привет, — он зашёл на кухню и поцеловал её в щёку. Поцелуй был формальным, дежурным. — Мама звонила?
— Звонила, — Марина повернулась к нему. — Макс, что происходит? Какой нотариус? Какое переоформление?
Он отвёл взгляд. Открыл холодильник, достал бутылку воды. Пил медленно, маленькими глотками, оттягивая момент объяснения.
— Мам, ну это… формальность. Папина квартира, та, что на Садовой. Она по документам всё ещё на нём записана. Нужно переоформить.
Марина почувствовала, как внутри поднимается холодная волна тревоги.
— Что значит «не совсем»?
Максим поставил бутылку на стол. Его пальцы нервно барабанили по пластику.
— Мама считает, что безопаснее оформить на неё. Временно. Потом переоформим.
— Временно, — повторила Марина. — И когда это «потом»?
— Марин, ну не начинай, — он поморщился. — Мама просто волнуется. Она хочет, чтобы всё было правильно. Это же семейное имущество.
— Семейное, — эхом отозвалась она. — А я, получается, не семья?
— Ты всё передёргиваешь! — вспылил он. — Мама просто заботится о нашем будущем!
— О чьём будущем, Макс? О нашем или о своём?
Он не ответил. Взял бутылку и вышел из кухни. Марина осталась одна, глядя в окно на серый дождливый вечер. Где-то в глубине души она уже знала, чем всё закончится. Но ещё надеялась, что ошибается.
Кабинет нотариуса располагался в старом особняке в центре города. Массивная дубовая дверь, полированные перила, запах старой кожи и дорогих духов. Галина Петровна уже ждала их в приёмной. Она восседала в кресле, как королева на троне, в своём любимом тёмно-синем костюме, с идеальной укладкой и безупречным макияжем.
— Наконец-то, — она окинула Марину оценивающим взглядом. — Хоть оделась прилично. Максим, дорогой, ты выглядишь усталым. Опять допоздна работаешь?
— Да, мам, проект горит, — Максим поцеловал мать в щёку.
Марина заметила, как он расправил плечи, как изменилась его осанка. Рядом с матерью он всегда становился другим — более уверенным и одновременно более покорным. Словно возвращался в детство, где мама всегда знала, как лучше.
— Госпожа Воронцова? — секретарь пригласила их в кабинет.
Нотариус, полная женщина лет пятидесяти, встретила их профессиональной улыбкой. На столе уже лежали документы, аккуратно разложенные в несколько стопок.
— Присаживайтесь, пожалуйста. Итак, переоформление права собственности на квартиру…
