Наталья стояла перед входом в квартиру с пакетом в руках, не решаясь войти. Внутри её ждала расплата. Не за преступление, а за то, что она позволила себе потратить собственные деньги, заработанные своим трудом. В пакете лежали новые сапоги. Просто сапоги. Не бриллианты, не шуба из норки, а обычные зимние сапоги, потому что старые окончательно промокали, и она уже месяц ходила с мокрыми ногами.
Она повернула ключ в замке. Дверь открылась, и первое, что она увидела, был взгляд свекрови. Раиса Фёдоровна сидела на кухне за столом, как судья на своём месте, и глаза её уже пересчитывали содержимое пакета, который Наталья несла в руке.
— Покупки? — голос свекрови был слишком спокойным. Эта ледяная вежливость всегда предвещала бурю. — Давай посмотрим, что ты там купила на наши общие деньги.
Наши. Это слово резало слух. Деньги, которые Наталья зарабатывала, вставая в шесть утра и возвращаясь в восемь вечера с работы, внезапно становились «нашими», как только дело доходило до её личных нужд.
— Я купила сапоги, — ответила Наталья, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Мои старые совсем промокают.
— Сапоги, — повторила Раиса Фёдоровна, вставая из-за стола. Она подошла ближе, и Наталья невольно отступила на шаг. — А разве мы с тобой это обсуждали? Разве я давала тебе разрешение тратить семейные деньги?
Семейные деньги. Ещё одно заклинание. Полгода назад, когда Наталья вышла замуж за Игоря, свекровь объявила новый порядок: зарплаты обоих молодых супругов должны складываться в общий котёл, которым она, Раиса Фёдоровна, будет управлять. «Для вашего же блага, — объясняла она тогда мягким голосом. — Вы молодые, неопытные. Я помогу вам копить на квартиру, научу распоряжаться деньгами правильно».
Игорь согласился сразу. Он всегда соглашался с матерью. Наталья тогда промолчала, не желая начинать семейную жизнь со скандала. Она думала, что это временная мера. Она ошибалась.
— Раиса Фёдоровна, — начала Наталья, стараясь сохранить спокойствие, — это мои деньги. Я их заработала.
— Твои деньги? — свекровь усмехнулась. — Детка, ты живёшь в этой квартире бесплатно. Ты ешь нашу еду. Пользуешься нашим электричеством, нашей водой. И ты ещё смеешь говорить про «свои» деньги? Всё, что ты зарабатываешь, это вклад в семейный бюджет. А уж что из этого бюджета на что тратить, решаю я. Потому что я знаю, как распоряжаться деньгами, в отличие от некоторых.
Она говорила спокойно, почти ласково, но каждое слово было пропитано презрением и уверенностью в своей правоте. Наталья чувствовала, как внутри неё поднимается волна возмущения.
— У меня ноги мокрые каждый день! — вырвалось у неё. — Я работаю с утра до вечера, и я не могу купить себе сапоги?!
— Не кричи на меня, — оборвала её свекровь, и голос её стал холодным, как лёд. — Я твоя старшая. Я хозяйка в этом доме. И если ты хотела сапоги, нужно было сначала прийти ко мне и попросить. Объяснить, почему они тебе нужны. Я бы решила, можем ли мы себе это позволить. А ты взяла и потратила деньги без спроса. Это неуважение к семье. Это эгоизм.
В этот момент в квартиру вошёл Игорь. Он вернулся с работы и сразу почувствовал напряжение в воздухе. Его взгляд метнулся от жены к матери.
— Что случилось? — спросил он осторожно.
— Спроси у своей жены, — Раиса Фёдоровна указала на пакет в руках Натальи. — Она решила, что может распоряжаться семейными деньгами по своему усмотрению.
