Весеннее солнце уже клонилось к закату, окрашивая стены их квартиры в тёплые тона. Анна медленно водила пальцем по связке ключей, лежащей на кухонном столе. Тридцать два года совместной жизни уместились в этот маленький металлический набор – два ключа от входной двери, один от подвала, брелок-фонарик, который Сергей подарил ей пять лет назад «чтобы не спотыкалась в темноте». Она грустно усмехнулась, вспомнив тот момент – даже такой простой подарок казался тогда проявлением заботы.
Сквозь неплотно прикрытую форточку доносился детский смех с площадки – молодые мамы гуляли с детьми, наслаждаясь последними часами погожего дня. Анна прикрыла глаза, и перед ней пронеслись картины их с Сергеем молодости: как они тоже гуляли здесь с маленькой Машенькой, как строили планы, мечтали…
Она тяжело опустилась на стул, достала из кармана телефон. На экране – ни одного пропущенного звонка от мужа. Впрочем, чего она ждала? За последний год их разговоры свелись к коротким фразам о быте: «Что на ужин?», «Не забудь оплатить квартиру», «Я задержусь на работе». Когда она пыталась заговорить о чём-то большем, о своих чувствах, Сергей всегда находил причину перевести тему или вовсе уйти от разговора.
– Может, я слишком много требую? – прошептала Анна, обращаясь к пустой кухне. – Может, в нашем возрасте уже глупо ждать особого внимания?
Её взгляд упал на магнит на холодильнике – фотография с их серебряной свадьбы. Они улыбаются, держатся за руки. Казалось бы, счастливая пара. Но Анна помнила тот день совсем иначе: как Сергей весь вечер просидел с коллегами, обсуждая работу, как она пыталась привлечь его внимание, чтобы просто потанцевать вместе…
Часы в коридоре пробили шесть. Сергей должен вернуться с работы через час. Обычно в это время она начинала разогревать ужин, накрывать на стол. Но сегодня… Сегодня что-то надломилось окончательно.
Анна встала, одёрнула любимую бежевую блузку – ту самую, которую купила себе на день рождения, потому что от мужа в тот день она получила только скомканное «поздравляю» и конверт с деньгами. Взяла приготовленный заранее чемодан, ещё раз окинула взглядом такую родную и одновременно такую чужую кухню.
Связка ключей тускло блеснула на столе. Анна на мгновение замерла, борясь с желанием всё-таки оставить записку. Но что писать? «Прости»? «Я больше так не могу»? «Позвони, когда заметишь моё отсутствие»? Все слова казались одновременно лишними и недостаточными.
Она решительно направилась к выходу, чувствуя, как предательски дрожат колени. Уже в дверях обернулась в последний раз, словно пытаясь запомнить каждую деталь их общей жизни. Тихо щёлкнул замок – первый раз за тридцать два года она закрывала эту дверь, зная, что не вернётся сегодня домой.
Сергей вернулся домой позже обычного. В подъезде столкнулся с соседкой – Валентиной Петровной, которая почему-то посмотрела на него с непонятной жалостью.
– Сергей Иванович, а я как раз о вас думала, – она замялась, теребя в руках пакет с продуктами. – Анну Михайловну вашу сегодня видела… С чемоданом… Всё в порядке?
Он недоуменно пожал плечами: – Наверное, к дочери поехала, в Подмосковье. Она говорила, что собирается.
Хотя… Нет, не говорила. Когда они вообще в последний раз говорили о чём-то кроме счетов и ужина?
Поднимаясь по лестнице, Сергей почувствовал, как внутри растёт беспокойство. На площадке пятого этажа остановился, достал телефон. Ни одного звонка от Анны. Ни одного сообщения.
Ключ в замке повернулся как-то непривычно туго. В квартире стояла звенящая тишина. Не работал телевизор, который Анна всегда включала для фона. Не пахло ужином. Не слышно было привычного шороха тапочек по паркету.
– Аня? – позвал он, снимая ботинки. – Ты дома?
Тишина в ответ показалась оглушительной.
Прошёл на кухню – и замер в дверях. На столе, освещённая полоской заката, лежала связка ключей. Их ключей. На том самом месте, где обычно стояла тарелка с его ужином.
– Что за глупые шутки? – пробормотал он, хватаясь за телефон. Гудки шли долгие, бесконечные, а потом механический голос сообщил: «Абонент временно недоступен».
Сергей тяжело опустился на стул, не понимая, что происходит. В голове крутились обрывки фраз, которыми они перебросились утром. Обычное утро обычного дня. Он торопился на работу, она что-то говорила… О чём? Он даже не помнил. Кажется, хотела обсудить что-то важное, а он отмахнулся – дела, встречи, дедлайны…
Взгляд упал на календарь – сегодня было двадцатое марта. Их годовщина знакомства. Он снова забыл. Третий год подряд.
– Господи, Аня, – прошептал он, чувствуя, как к горлу подкатывает ком, – что же ты наделала?
Сергей встал, прошёл по квартире. В спальне обнаружил пустые плечики в шкафу – исчезли её любимые платья. В ванной не было её косметички. На прикроватной тумбочке остался только его будильник – её телефон больше не лежал рядом, заведённый на то же время.
Он вернулся на кухню, сел, глядя на злополучные ключи. В голове билась одна мысль: «Как же так? Почему?» Тридцать два года вместе – и вот так просто? Молча? Даже записки не оставила?
Хотя… Разве он сам не молчал все эти годы? Не пропускал мимо ушей её попытки поговорить? Не прятался за работой от любых серьёзных разговоров?
В кармане завибрировал телефон. Сердце подпрыгнуло – Аня? Нет, дочь.
– Пап? – голос Маши звучал встревоженно. – Что у вас происходит? Мама только что позвонила, плакала… Сказала, что ушла от тебя. Это правда?
Знакомая улица, знакомый подъезд – сколько раз он заходил сюда раньше, даже не задумываясь. Теперь Сергей стоял перед дверью квартиры Людмилы, лучшей подруги Анны, не решаясь позвонить. За три дня он обзвонил всех, кого мог, но жена словно растворилась в воздухе.
Наконец, нажал на звонок. За дверью послышались шаги.
– Кто там? – голос Людмилы звучал настороженно.
– Люда, это я, Сергей. Открой, пожалуйста.
Пауза. Щёлканье замка.
Людмила стояла в дверях, скрестив руки на груди. Домашний халат, волосы собраны в небрежный пучок – кажется, он оторвал её от домашних дел.
– Проходи, – сухо бросила она, отступая в сторону. – Чай будешь?
– Где она, Люда? – он даже не стал разуваться, просто стоял в прихожей, чувствуя себя потерянным подростком.
– А ты как думаешь? – Людмила прошла на кухню, гремя чашками. – Тридцать два года, Серёжа. Тридцать два года она пыталась достучаться до тебя. Знаешь, сколько раз она приходила ко мне в слезах? «Люда, может это я что-то не так делаю? Может, мне нужно быть внимательнее, заботливее?»
Сергей тяжело опустился на банкетку в прихожей: – Но почему она просто не сказала? Почему…
– Не сказала? – Людмила резко обернулась. – А когда в прошлом году она хотела поговорить о том, что вы отдаляетесь друг от друга? Ты отмахнулся – «устал, давай потом». Когда пыталась предложить поехать вдвоём куда-нибудь? «Сейчас важный проект, не до отпуска». Когда плакала из-за того, что ты забыл про её день рождения? «Ну что ты как маленькая, в нашем возрасте уже не до праздников».
Каждая фраза била как пощёчина. Он помнил эти моменты – смутно, словно сквозь туман. Действительно, отмахивался, убегал от разговоров. Казалось, всё само собой наладится…
– Она у дочери? – спросил он тихо.
– Нет, – Людмила покачала головой. – И не спрашивай где. Ей нужно время, Серёжа. Время подумать, разобраться в себе. И тебе, кстати, тоже не помешало бы.
– Передай ей… – он запнулся. – Передай, что я хочу поговорить. По-настоящему поговорить.
Людмила долго смотрела на него, словно оценивая. Потом вздохнула: – Хорошо. Я передам. Но решать будет она.
Уже в дверях он обернулся: – Знаешь, я ведь правда люблю её. Просто… забыл, как это показывать.
– Знаю, – тихо ответила Людмила. – Но иногда одной любви недостаточно. Нужно ещё уметь слышать другого человека.
Возвращаясь домой, Сергей впервые за долгое время думал не о работе, встречах и проектах. Он вспоминал их с Анной первые годы вместе – как говорили часами, как строили планы, как радовались каждой минуте рядом. Когда же всё это исчезло? Когда быт и рутина погребли под собой то живое, настоящее чувство, которое когда-то соединило их?
Телефон в кармане завибрировал. Сообщение от неизвестного номера: «Завтра в 2. Кафе «У Нины». Один раз поговорим».
Кафе «У Нины» они выбрали местом для первого свидания тридцать три года назад. Сергей помнил, как волновался тогда, как протирал запотевшие от нервов очки, как ждал её у входа с букетом ромашек… Теперь он снова стоял здесь, но вместо букета в руках был только телефон, на экране которого время неумолимо приближалось к двум часам.
Внутри всё изменилось – модный ремонт, новая мебель. Только запах свежей выпечки остался прежним. Он выбрал столик в углу, подальше от окон. Руки дрожали, когда заказывал кофе.
Анна появилась ровно в два. Он сразу заметил, как она похудела за эти дни – любимая бежевая блузка теперь казалась чуть свободнее. Под глазами залегли тени, а в волосах… Он с болью заметил, что седины стало больше. Когда он последний раз действительно смотрел на неё?
– Здравствуй, – она села напротив, положив сумочку на колени, словно готовясь в любой момент уйти.
– Аня… – голос предательски дрогнул. – Почему так? Почему просто ушла?
Она горько усмехнулась, разглаживая несуществующую складку на скатерти: – А как надо было? Устроить скандал? Бить посуду? Кричать? Я устала, Серёжа. Устала кричать в пустоту.
– Я не понимаю…
– Вот именно, – она подняла на него усталый взгляд. – Ты не понимаешь. И никогда не пытался понять. Помнишь, год назад я записалась на курсы рисования? Ты даже не спросил, почему. А я просто хотела найти себя, понять, кто я помимо жены, матери, домохозяйки. Хотела поделиться с тобой своими мечтами, страхами…
– Но ты никогда не говорила…
– Говорила! – она повысила голос, но тут же осеклась, заметив взгляды посетителей. – Говорила, Серёжа. Каждый день говорила. О том, как мне одиноко. О том, что мы перестали разговаривать. О том, что живём как соседи. Но ты всегда был занят – работой, проектами, встречами. У тебя на всё находилось время, кроме меня.
Официантка принесла кофе. Они оба замолчали, глядя, как в чашках оседает пена.
– Знаешь, – Анна заговорила первой, – я ведь не собиралась уходить. До последнего надеялась, что что-то изменится. Что ты заметишь… Но когда ты забыл про нашу годовщину знакомства…
– Я помню этот день, – тихо сказал он. – Ты была в голубом платье. На улице шёл дождь, и я забыл зонт. Мы промокли до нитки, пока добежали до этого кафе.
– А я думала, ты всё забыл, – она впервые за встречу слабо улыбнулась.
– Нет, Аня. Я помню всё. Помню, как ты смеялась, когда я делал тебе предложение. Как плакала, когда родилась Машка. Как поддерживала меня, когда я менял работу… Просто… где-то по дороге я потерял самое главное – умение говорить с тобой. Слышать тебя.
Она молчала, вертя в руках чайную ложечку.
– Где ты сейчас? – спросил он осторожно.
– Это имеет значение?
– Для меня – да. Я каждую ночь просыпаюсь и по привычке тянусь к твоей половине кровати. А её нет. Тебя нет.
Анна поставила чашку на стол: – Я сняла квартиру. Недалеко от Машиного дома. Мне нужно пространство, Серёжа. Время подумать.
– О чём?
– О нас. О себе. О том, осталось ли что-то, что можно спасти.
После встречи в кафе Сергей не находил себе места. Слова Анны о том, что она «устала кричать в пустоту», не давали покоя. В пятьдесят семь лет он впервые почувствовал себя полным дураком – столько лет жить рядом с человеком и не видеть его боли.
Дома он принялся перебирать старые документы в серванте – искал их свидетельство о браке, думая отсканировать и отправить в пенсионный фонд. За потрёпанными папками с квитанциями обнаружилась коробка из-под конфет «Птичье молоко». Внутри – аккуратно сложенные письма, перевязанные выцветшей голубой лентой.
Первое письмо, написанное торопливым почерком на тетрадном листе, пожелтевшем от времени, начиналось словами: «Серёженька, любимый! Как же трудно без тебя эти две недели, пока ты в командировке…»
Он опустился в кресло, держа письмо дрожащими руками. 1991 год. Его первая серьёзная командировка после свадьбы. Анне тогда было двадцать три, ему – двадцать пять.
«…Знаешь, я каждый вечер перед сном разговариваю с тобой. Рассказываю, как прошёл день, что нового на работе. Представляю, как ты улыбаешься, слушая мою болтовню. Помнишь, как мы мечтали о своём доме? Я уже придумала, какие занавески повешу на кухне – белые, с синей вышивкой. И обязательно поставим круглый стол, за которым будет собираться вся семья…»
Следующее письмо, датированное 1992 годом: «Милый, я сегодня была у врача. Это точно – у нас будет малыш! Я пока не решаюсь сказать тебе по телефону, хочу увидеть твои глаза, когда ты узнаешь эту новость. Представляешь, в нашей квартире скоро зазвучит детский смех…»
Письмо за письмом – история их любви, надежд, мечтаний. Анна писала обо всём – о своих страхах и радостях, о том, как скучает, как любит, как верит в их будущее. А он? Он читал эти письма наспех, вечно торопясь по делам, откладывая их «на потом»…
«Серёжа, родной! Машеньке сегодня исполнился месяц. Она так похожа на тебя – такой же серьёзный взгляд. Жаль, что ты так много работаешь и редко видишь, как она растёт. Но я всё понимаю – ты стараешься для нас…»
Понимала. Всегда понимала и принимала его вечную занятость. А он принимал это как должное, не замечая, как в каждом письме сквозит тоска по общению, по вниманию, по простому человеческому теплу.
Последнее письмо, датированное 2000 годом: «Любимый, пишу тебе, хотя мы живём в одной квартире. Просто почему-то стало сложно говорить о важном вслух. Боюсь, что ты снова скажешь «не сейчас, я занят». Я так скучаю по нашим разговорам, по твоему взгляду – внимательному, заботливому. Помнишь, как мы раньше могли полночи проговорить обо всём на свете? Куда всё это ушло, Серёжа?..»
На этом письма обрывались. Двадцать три года назад Анна перестала писать. А он даже не заметил.
Сергей достал из ящика стола чистый лист бумаги. Впервые за много лет его руки дрожали не от усталости, а от волнения:
«Анечка, родная моя…
Я сегодня нашёл твои письма. Перечитал каждое. И наконец-то услышал всё то, что ты пыталась сказать мне все эти годы. Прости меня. Прости за глухоту души, за черствость, за то, что принимал твою любовь как должное. За то, что не замечал, как из наших отношений уходит самое главное – умение слышать друг друга…»
Прошла неделя после того, как Сергей отправил письмо. Анна позвонила сама – впервые с момента ухода.
– Давай встретимся, – её голос звучал мягче, чем в кафе. – Только не «У Нины». В парке у дома, где гуляли раньше.
Весна уже вступила в свои права – в старом парке зазеленела трава, на клумбах распустились первые тюльпаны. Они шли по знакомым дорожкам, и ветер доносил запах свежей листвы и влажной земли.
– Я прочитала твоё письмо, – Анна остановилась у скамейки, где тридцать два года назад он впервые поцеловал её. – Перечитывала несколько раз.
– Знаешь, – Сергей смотрел куда-то вдаль, словно собираясь с мыслями, – я ведь правда не понимал. Работа, карьера, обеспечить семью… Думал, это и есть забота. А оказалось – самое важное упустил.
– Я тоже виновата, – она присела на скамейку. – Может, нужно было кричать громче. Или уйти раньше, когда впервые почувствовала, что теряю себя.
– Нет, – он сел рядом, впервые за долгое время осмелившись взять её за руку. – Ты кричала достаточно громко. Это я оглох от собственной важности.
Её ладонь дрогнула, но руку не отняла.
– Что будем делать дальше, Серёжа?
– Учиться заново, – он повернулся к ней. – Говорить, слушать, быть вместе. По-настоящему быть. Знаешь, я взял отпуск впервые за пять лет. Полный, на месяц.
Анна удивлённо приподняла брови: – Ты? Отпуск?
– Да. И первым делом хочу съездить с тобой туда, где мы провели медовый месяц. Помнишь тот маленький городок на Волге? Если… если ты согласишься.
Она долго молчала, глядя на играющих неподалёку детей. Потом тихо произнесла: – Знаешь, что я поняла за эти недели? Что не хочу начинать новую жизнь. Хочу вернуть в нашу старую то, что мы потеряли.
– Я тоже скучаю по дому, – он осторожно сжал её руку. – По твоим шагам по утрам, по запаху кофе, по нашим завтракам…
– Которые ты всегда ел впопыхах, уткнувшись в телефон, – она грустно усмехнулась.
– Больше никаких телефонов за завтраком. И вообще – давай договоримся: каждый вечер час времени только для нас. Без работы, без срочных дел. Просто разговаривать, как раньше.
– Как тридцать два года назад? – в её глазах мелькнула искорка той девчонки, которая писала ему письма в командировку.
– Нет, – он покачал головой. – Лучше. Тогда мы были молоды и глупы, думали, что любовь всё сделает сама. Теперь знаем – любовь нужно беречь. Растить, как сад. Каждый день понемногу.
Вечером Сергей ждал её дома. Не просто ждал – готовился. Впервые за много лет сам накрыл на стол, зажёг свечи. В вазе стояли ромашки – как на их первом свидании.
Звук поворачивающегося в замке ключа показался ему самой прекрасной музыкой на свете.
– Проходи, – он встретил её в прихожей. – Ты дома.
Анна огляделась – в квартире было непривычно чисто, пахло свежестью и… её любимыми пирожками с капустой.
– Сам пёк? – она не смогла сдержать улыбку.
– Три раза пересматривал твой рецепт в записной книжке. Правда, первая партия немного подгорела…
– Научишься, – она сняла плащ, и её рука привычно потянулась к крючку – тому самому, где тридцать два года висела её одежда.
В этот момент где-то в глубине дома зазвонил телефон. Рабочий. Сергей замер на секунду, но потом решительно покачал головой: – Знаешь, что? Пусть звонит. У меня сейчас дела поважнее.
И впервые за долгое время Анна увидела в его глазах того самого Серёжу, который когда-то писал ей в ответ: «Любимая, я так скучаю по твоему голосу…»
