Квартиру Екатерина купила сама. Без мужа, без «вливания» со стороны родителей, без кредитов с драконьими процентами. Просто работала, как лошадь на забое. Ранние подъёмы, поздние возвращения, три разных должности за пять лет, и вот — двушка на «Бауманской» с кухней в стиле лофт, где каждый угол дышал её усилиями.
На новоселье пришли все. Подруги с бутылками вина, начальница с ехидным подарком в виде ежедневника «365 дней работы без отпусков», и даже мама, которая полжизни твердит, что «женщина без мужика — это как тостер без розетки».
Но праздник завершился звонком, после которого вино показалось уксусом.
— Катюша, привет, — голос Елены Петровны звенел стеклом. — Мы с Димой тут подумали, что надо бы тебе гараж присмотреть. Машина-то будет, а поставить — некуда. Я как раз на Авито смотрела…
Катя едва не поперхнулась бутербродом с лососем.
— Мы?
— Ну да. Мы с Димой. Ты же теперь на колесах будешь, сама говорила. И гараж — это инвестиция, ты же у нас умная, должна понимать.
— Я пока даже машину не выбрала, — произнесла Екатерина медленно, как учитель младших классов. — И гараж мне, как ни странно, не срочно.
— Ты всегда всё усложняешь, — раздражённо сказала Елена Петровна. — Всё сама, сама… А у нас, между прочим, под окнами один гараж продают. Прямо около моего дома. Я бы и сама купила, но пенсия у меня, знаешь, не как у ваших «топов»… А тебе — в самый раз.
Всё ясно, подумала Екатерина. Началось.
С Дмитрием она познакомилась на корпоративе. Он работал в «партнёрской» компании, был в меру красив, в меру молчалив и идеально умел поддакивать. Через год он въехал в её однушку на окраине, через два — сделал предложение с кольцом, которое потом оказалось купленным в рассрочку. Свадьбу играли скромно, но с тостами, которые теперь звучат как анекдоты.
— За опору! Чтобы Катенька всегда могла опереться на Дмитрия! — кричал один из друзей, который наутро забыл, где оставил ботинки.
Опора, между тем, развалилась сразу после ЗАГСа. Дмитрий уволился, «переосмысливал себя», играл в онлайн-стратегии и пил кофе с мамой, которая всё чаще звонила Кате «по вопросам быта».
Через полгода после свадьбы они переехали в новую квартиру. Ключи от неё Екатерина держала при себе. Чисто символически. Потому что символизм — это всё, что у неё осталось от этой семейной жизни.
Дмитрий не работал. Говорил, что «рынок нестабилен» и «он ищет себя». А пока искал, заказывал доставку из «Якитории» и ставил посуду в раковину, как будто там был черный ход, ведущий на мойку.
— Ты ничего не хочешь сказать? — спросила Екатерина однажды, возвращаясь домой и спотыкаясь о коробки из-под роллов.
— А что? — удивился он, отрываясь от экрана. — Я ведь за тобой соскучился.
— Я тоже. По себе прежней. До тебя, — выдохнула она и пошла в душ, смывая с себя разочарование.
Елена Петровна же наведывалась всё чаще. С банками, замороженными котлетами и комментариями к интерьеру.
— А шторы у тебя… ну, странные, конечно, — однажды пробормотала она. — Как в стоматологии. Всё какое-то серое.
— Это не шторы, это стеклопакеты, — мрачно ответила Катя, наливая себе вина.
— А-а… А я думаю, чего такая тоска.
С тех пор «тоска» закрепилась за их квартирой. Как будто Екатерина в ней не жила, а временно пряталась от жизни.
Главное случилось в пятницу. Екатерина пришла с работы, уставшая, но довольная. Её наконец повысили — пусть не до небес, но ощутимо. И она, не долго думая, поехала в автосалон. Взяла тест-драйв. Проехалась. Подумала. Купила.
Машину своей мечты — белую, блестящую, с камерой заднего вида и запахом свободы в салоне.
Наутро она сказала об этом Дмитрию за завтраком.
— Ты что, одна поехала? — он моргнул, будто это было оскорбление.
— А с кем? С мамой твоей?
— Ну, хотя бы со мной. Мы же семья.
— Да ты не можешь выбрать даже зубную пасту без звонка ей, какая из них «менее ядовитая», — съехидничала Екатерина.
— Ой, ну началось. Зависть попёрла, что у меня есть кому позвонить.
— У тебя? — она хохотнула. — У тебя мама, у меня ипотека. Сама выбери, кто из нас по жизни победитель.
Через два дня к ним пришла Елена Петровна.
— Катюша, я слышала, ты купила машину. Ну, поздравляю. Надеюсь, не китайскую?
— Немецкую, — отрезала Катя.
— А-а… Ну, лучше бы, конечно, японскую. Но ты у нас девочка с характером. Наверное, скидку хорошую сделали, да?
— Нет, купила за полную. Своими деньгами. Наличкой.
— Ага… — Елена Петровна осмотрелась, как будто в доме могла внезапно выскочить еще одна машина. — Слушай, у нас тут ситуация… Я хотела бы, чтобы ты подумала: может, продашь пока? Мы бы потом выкупили. У нас долги перед банком. Ну, Димка же тебе рассказывал…
— Димка рассказывал, что он ищет работу уже год, — Екатерина поставила чашку на стол. — Ты знаешь, что он ни разу не оплатил коммуналку за весь этот год?
— А ты у нас кто? Начальница? Упрекать в каждую копейку? Он же мужчина, а не бухгалтер.
— Он мужчина? — Катя смеялась. — Тогда пусть соберёт свои трусы, консоль и маму — и съедет к тебе. И займётся делом. Потому что я — не банк, не нянька и не спонсор.
В тот вечер Дмитрий ушёл. Сначала грозился, хлопал дверцами шкафа, собирал вещи с надутым лицом, как ребёнок, у которого отобрали мороженое. Потом тихо взял зубную щётку и ноутбук и ушёл. Без крика, без прощания. Просто исчез.
На следующее утро Елена Петровна стояла у дверей. С маленьким чемоданом и мёртвыми глазами.
— Я останусь у тебя на пару дней. Мы с Димой поссорились. А ты всё равно одна, — проговорила она без тени стеснения.
— Да вы что, как тараканы. Одного вытравишь — другой лезет, — прошептала Екатерина, закрывая дверь.
Теперь начинается самое интересное, подумала она, стоя у зеркала, сжимая в пальцах ключи от машины и ощущая впервые за долгое время — настоящую тишину.
Хрустальную. Живую. Свою.
***
Утро началось с запаха жареной печени.
Катя открыла глаза, поморщилась и села на постели. Сквозь приоткрытую дверь доносился хруст сковороды, бормотание телевизора и… Елена Петровна. Живая. Настоящая. В Екатерининой кухне. На Екатерининой сковороде. В Екатеринином халате.
— Ты чего это? — Екатерина вышла на кухню и прищурилась. — Устроилась насовсем?
— Ай, да брось, Катюш, — махнула рукой Елена Петровна, разливая крепкий кофе в две чашки. — Мы же свои. Что мне там, у себя, подыхать одной? Ты хоть в доме, хоть слово скажешь. А я тебе тут хоть по хозяйству помогу.
— Помочь можешь? — Катя поставила руки в бока. — Отлично. Тогда начни с того, что освободишь квартиру.
— Ой, да не смеши. У тебя ж места — вагон и маленькая тележка. Димка-то как ушёл, так ты теперь одна. Звенит всё в этой квартире. А я хоть посуду за тобой домою, да полы пройду. Всё польза.
— Ага, а то у меня автоматические швабры сломались и посудомойка ушла в отпуск, — пробурчала Екатерина.
Нет, ну вот что это вообще за формат «в гости с чемоданом и претензиями»? — она злилась не на свекровь, а на себя. За мягкость. За то, что когда-то казалось: семья — это когда и трудности вместе.
Сейчас это больше напоминало рейдерский захват.
На следующий день из шкафа исчезло её любимое платье.
— Ты не видела бежевое, с поясом? — спросила Катя, заглядывая в комнату, где Елена Петровна раскладывала свои крема на комод.
— Какое бежевое? А-а… Это которое с V-образным вырезом? Оно такое вызывающее, я его в химчистку отнесла.
— Без спроса?
— Ну ты ж не носишь. А я вот носила бы. Если бы не внуков нянчила. Вон, Надьке моей подруге — она у нас стройная, кстати — как раз будет, если что. А ты всё на работу да на работу…
Екатерина села прямо на пол, чтобы не завизжать. Её любимое платье. Из Милана. С вырезом, который ей шёл, как никому другому. И почему я вообще это всё терплю?
К вечеру Дмитрий объявился.
По видеозвонку.
— Ну ты чего маму выгнала? — начал он без предисловий. — Она мне плакала тут в трубку, как побитый пудель. Тебе не стыдно?
— Стыдно должно быть тебе. За то, что она теперь у меня живёт, как на своём, — отрезала Екатерина. — А ты где? На новой квартире?
— У друзей пока. Думаю, что дальше. Деньги нужны. Ты ж понимаешь, не могу без дохода оставаться. Дай взаймы немного. Пока ищу вариант.
— А как же мама? Пусть даёт. Она же у меня теперь как родственница.
— Мамина пенсия — это не шутки. А у тебя, я смотрю, всё есть. Машина, квартира, работа. Ну поделись, чё ты как змея. Мы ж семья были.
— Были. Подчеркни жирным. И с подзаголовком: «использование имущества в корыстных целях».
Он отключился, но через час на телефон Кати пришло СМС: «Надо бы делить имущество. Машина и квартира — это же совместно нажитое. Давай по-честному»
Екатерина смотрела на экран, как на мина замедленного действия. Потом рассмеялась. Хрипло, зло, по-бабьи.
Совместно нажитое? Господи, он в «Госуслугах» пароль забывает каждые два месяца. Какое нажитое?
Через три дня к её подъезду подъехала фура.
— Это что?! — закричала она, увидев, как двое грузчиков выносят старый комод.
— Это твоя свекровь решила перевезти вещи, — сообщил охранник, улыбаясь так, будто за хорошее зрелище можно и смену переработать.
Катя метнулась к фуре.
— Эй! Кто вас нанял?
— Женщина вон та, — кивнул один из грузчиков на Елену Петровну, которая уже раздавала команды и жестикулировала, как дирижёр. — Сказала, что часть мебели её, она временно передала сыну, а теперь хочет обратно.
— Эта мебель стоила сто тысяч. Я её сама заказывала.
— Женщина, я не юрист, — пожал плечами грузчик. — Мне — назвали адрес, мы приехали.
Катя подошла к свекрови вплотную.
— Ты серьёзно решила вынести из моего дома мебель? Мою мебель?
— А что? Дмитрий тут жил. Значит, часть его. А если его — значит и моя. У нас всё общее. У нас родственные узы. В отличие от тебя.
— Да ты с ума сошла! — взвизгнула Катя.
— А ты мне по наследству должна, раз моего сына бросила! — крикнула Елена Петровна и дернула за ящик комода.
В этот момент ящик рухнул. Громко. С треском. Рассыпались бумаги, чеки, личные фото. Все — Катины.
Она молча подняла фото и взглянула на лицо десятилетней себя. На обороте — почерк отца: «Для Кати, которая всегда добьётся своего».
— Всё. Уходи, — сказала она тихо, но твёрдо. — Через двадцать минут, если не покинешь квартиру, вызову полицию. С заявлением о вторжении и краже имущества.
— Да ты не посмеешь! Я мать твоего мужа!
— Уже бывшего. Мы же договорились — «всё по-честному».
Через сорок минут свекровь уехала. Без комода, но с коробкой, в которой, как выяснилось, была Екатеринина любимая кожаная куртка, набор бокалов и… ноутбук Дмитрия.
Катя сидела на полу. С бокалом вина. И курткой в руках.
Собственно, движимое имущество — это ведь не только мебель. Это нервы. Терпение. Любовь, в конце концов. И если всё это сдвинулось с места — значит, уже не вернуть.
Телефон пикнул.
Новое СМС. От Дмитрия: «Ты думаешь, всё так закончится?»
Она допила вино, встала, выключила свет и ответила: «Нет. Это только начинается»
***
Суббота началась подозрительно спокойно.
Ни звонков. Ни сообщений. Ни запаха жареной печени. Только солнце в окно, горячий кофе и незнакомое ощущение покоя. Екатерина даже успела подумать: «Неужели всё? Отпустили?»
Но не прошло и трёх часов, как в дверь позвонили.
— Кто там? — спросила она, не открывая.
— Открой, это Дима, — голос за дверью был тот самый. Слегка надтреснутый, будто он снова не выспался. А он, как Екатерина помнила, вечно был «уставшим» даже от чашки чая.
— Я тебя не ждала.
— А я и не спрашивал.
Она всё же открыла. Дмитрий стоял с двумя пакетами. В одном — явно бутылка, во втором — папка с документами. Опасное комбо.
— Я хочу всё уладить, — сказал он, входя без приглашения, как будто всё ещё был хозяином.
— Уладить? — Екатерина закрыла дверь и сложила руки на груди. — Дим, уладить можно прическу. Или ужин. А ты с мамой устроили рейдерский захват. Мне мебелью по чувствам прошлись. А ты всё: «уладить».
Он сел. Разложил бумаги.
— Это документы от юриста. Я подал на раздел совместно нажитого. Квартира и машина. Нам с мамой полагается половина.
— Нам? — переспросила Катя. — Ты с ней теперь юридическое лицо? ОАО «Живём на чужом»?
Он проигнорировал сарказм.
— Всё по закону. Я в браке был, значит имею право. Ты думаешь, мы просто так уйдём?
— Вы уже ушли. С вещами, с оскорблениями, с комодом в зубах. Ушли — и слава богу.
— Я не хочу вражды, Катя. Мы можем договориться. Отступи. Отдай машину. Или квартиру. Нам всё равно жить негде. Мама…
— Не продолжай, — перебила она. — Мама не инвалид. Мама — махровый манипулятор. А ты… ты её продолжение. Только без юбки. Я устала быть вашей инвестицией.
Она пошла к шкафу, достала толстую папку.
— Вот тебе договор купли-продажи на квартиру. Я её купила ДО брака. Вот техпаспорт машины. Куплена на мои личные средства, которые пришли на счёт после продажи бизнеса. Который, кстати, ты посмеялся и назвал «бабским хобби». Помнишь?
Он молчал.
— А теперь, внимание, — она достала ещё один документ. — Вот заключение нотариуса. О завещании. Мой отец оставил мне недвижимость. И знаешь что? Он туда вписал особую пометку: «Ни одному мужу, даже бывшему, ничего не достанется. Умела выбирать женщин — умей от них уходить с пустыми руками».
— Это… незаконно, — промямлил он.
— Это — воля покойного. А воля покойного в этой стране, увы, крепче твоей жажды халявы.
Он вскочил. У него тряслись руки.
— Мы же семья были, Катя. Ты думаешь, всё так просто? Суд разберётся. Я добьюсь.
— Добейся. Только знай: я наняла адвоката. А ещё — подала заявление на вас с мамой. За самоуправство, порчу имущества и незаконное проникновение в частное жилище.
— Ты сумасшедшая, — выдохнул он.
— Нет. Я наконец-то здоровая. Первый раз за много лет.
Он стоял, будто не знал, уходить или кинуться на неё.
— Уходи, Дима, — тихо сказала она. — Сейчас. Без сцены. По-хорошему. Пока ещё не поздно.
— Ты одна останешься, Катя, — злобно прошипел он. — Никому не нужна. Карьера — да. Деньги — да. А душа? Сдохнешь с бокалом вина и кошкой.
Она подошла к нему вплотную. — Лучше с бокалом, чем с тобой. А кошка — хотя бы не предаёт.
Он хлопнул дверью.
Прошла неделя. Екатерина вернулась домой после поздней встречи с нотариусом. На кухонном столе лежал конверт. Почта России. На нём — аккуратный почерк.
«Катюша. Прости, если сможешь. Мама»
Внутри было завещание.
Елена Петровна, как оказалось, получила в наследство от своей сестры «двушку» в Калуге. И… переписала её на Екатерину. Без условий.
— О как, — сказала Катя вслух. — Видать, у бабки что-то щёлкнуло.
На дне конверта была записка:
«Я тебя не любила. Ты мне мешала. Но ты была права. Мой сын — трус. Ты — человек. А это — награда за выдержку. Спасибо за всё. Не звони. Уезжаю на юг. Буду умирать красиво».
Катя долго сидела, глядя в пустоту.
Потом взяла бокал вина, вышла на балкон, подставила лицо солнцу и впервые за долгое время — рассмеялась.
— Ну хоть кто-то уехал красиво.
Финал.
