Елена стояла у двери, не дыша. Потом медленно подошла, посмотрела в глазок. Ну конечно. Дмитрий. Один. Без Аллочек. Без чемоданов. Но с каким-то бумажным пакетом и, судя по выражению лица, — с мыслями, которые он репетировал пару дней.
Она открыла. Без слов. Просто постояла и посмотрела. Он тоже молчал. Потом чуть улыбнулся, виновато, но как-то по-человечески.
— Нет, — просто ответила Елена.
Он вздохнул. Поставил пакет на пол.
— Тогда я хотя бы скажу.
— Дим, если ты пришёл читать монолог, я тебе дам минуту. Как на ЕГЭ. Только без списывания.
Он улыбнулся. Как в старые добрые. Только у неё внутри не дрогнуло. Ни капли.
— Я… всё осознал. Нет, правда. Я был дурак. Я втянул тебя в семейную кашу, которую сам разгрести не мог. Мамка — она, знаешь, как паровоз: если дала ход, не остановишь. Но это не оправдание. Я поступил как трус. Вместо того чтобы поговорить, я сбежал. А потом было стыдно возвращаться. Потому что ты оказалась сильнее. Я видел, как ты держалась. И я понял, что это я был лишним. Не мама. Я.
— Ну надо же, — медленно сказала Елена, — ты впервые признал, что не только мама у тебя токсичная.
— А что в пакете? Подарок? Откупной?
— Нет. Документы. На ту квартиру, что досталась от отца. Мама когда-то уговорила меня оформить на неё, мол, ей спокойнее. А теперь я всё вернул. Оформил на себя. И хочу — да, именно хочу — отдать её тебе. Чтобы ты продала, сдала, жила — как хочешь.
— Нет. Это благодарность. Ты меня встряхнула. Я даже на терапию пошёл. Серьёзно.
— Ну, хоть не к бабке.
— К бабке я только за картошкой теперь хожу. И то — если мама не увидит.
Он опять улыбнулся. А у неё защемило. Не от любви. От грусти. Вот так всегда — поздно. Всё хорошее, что в людях прячется, почему-то вылезает только после крушения.
— Ладно, — вздохнула она. — Я возьму документы. И, наверное, скажу спасибо. Потому что это по-настоящему. Но… между нами всё. Понимаешь?
— Понимаю, — кивнул он. — Я уже неделю это понимаю. И, знаешь, не хочу быть тем, кто мешает тебе дышать. Я просто хотел вернуть тебе то, что ты потеряла. Спокойствие. Квартиру за квартиру. Без обид.
Он развернулся, пошёл к лифту. Не сгорбленный, не побитый. Просто человек, который наконец научился уходить правильно.
Когда дверь закрылась, Елена взяла пакет. Внутри действительно были документы. И записка. Маленькая, на листочке в клетку.
«Ты не злая. Ты честная. И теперь — свободная. Удачи, Ленка. Ты заслужила всё лучшее».
Вечером, когда Маринка позвонила, Елена уже пила вино. Одна. Из своей новой кружки. Потому что — можно. Потому что хочется.
— Ну что, к тебе опять кто-то приходил? — шептала подруга.
— Приходил, да. Только на этот раз — уходить научился.
— И что, ты его не вернула?
— Нет. Я себя вернула. А это — важнее.
Они замолчали. Маринка всхлипнула. Елена — рассмеялась.
— Да я… я просто тобой горжусь. Сильно. Вот прям как за старшую сестру. У тебя всё будет. Ты теперь как… как эта…
— Как квартира после капитального ремонта. Всё, что старое и гнилое — выкинули. Остались только стены — и надежда.
Елена выпила ещё глоток.
— Не стены, Марин. Фундамент. Потому что теперь я сама себе дом. И вход туда — строго по пропускам.
