— А ты чего не сказал ей так?
— Я ей уже говорил. Она обиделась. Сказала, что я неблагодарный. Что она мне жизнь спасала, а я теперь под каблуком.
— Ну, каблук, видимо, у меня блестящий, раз так держится.
Иван подошёл, обнял её за плечи.
— Не переживай. Я с тобой. Хоть в ипотеку, хоть в ремонт, хоть в бой с тенью.
— А если мама припрётся?
— Не пустим. Будем делать вид, что уехали в Крым.
Но Ольга Петровна не просто приперлась. Она явилась с «аргументами»: с Ирой, с двумя из трёх детей и с каким-то мужиком, который оказался братом её покойного мужа. Пахло табаком, детскими печеньками и недовольством.
— Мы ненадолго, — произнесла Ольга Петровна, разглядывая обои в коридоре. — Просто посмотрите, как здесь светло. Вот же сколько воздуха! Просторно!
— Это не экскурсия, — тихо сказала Алина. — И я не приглашала никого.
— Но ты же не против? — перебила Ира, держа за руку ребёнка с синей соплёй. — Мы просто глянем. У нас-то двушка на троих. Душно. Плесень.
— Я против, — твёрдо сказала Алина.
— Да кто ты такая?! — Ира скипела. — Что ты себе возомнила? Мы родные люди!
— РОДНЫЕ?! — Алина повысила голос. — С какого перепуга? Я с вами не знакома толком! Вы лезете в мою квартиру, как будто это подъезд, а я — консьержка! У вас есть свои проблемы — решайте их сами! Это не общежитие!
— А ты мерзкая, — выплюнула Ира. — Никакая ты не жена, а собственница. Мужа под себя подмяла, мать его не уважает…
— А ты — манипуляторша. Я вижу, как твоя мама тобой командует. Но моя квартира — не место для ваших семейных битв. Идите разбираться дома.
Иван стоял, не двигаясь.
— ИВАН! — выкрикнула свекровь. — Ты позволишь ей так с нами?!
— Да, — устало ответил он. — Позволю. Потому что это её дом. И потому что я её муж, а не ваш жилец.
Ольга Петровна остолбенела. Затем, не говоря ни слова, повернулась и вышла. За ней пошли Ира с детьми. Мужик буркнул что-то невнятное и последовал за ними.
Хлопнула дверь. И в квартире стало тихо.
— Они в суд подадут, думаешь? — спросила Алина через час, когда они сидели с Иваном на полу и пили чай.
— На что? — он пожал плечами. — На оскорбление родственных чувств? Мама теперь месяц будет обижаться. Потом опять позвонит. С печеньем. И скажет, что всё поняла. А через неделю опять начнёт.
— Ну и ладно. У меня теперь новые обои и новые границы. Пусть привыкнут.
— И новые законы. Закон Алины. О том, как не превращать свою жизнь в коммуналку.
— Да. Первое правило: никого не пускать, если не звали.
— А второе… если однажды решу родить, хочу, чтобы никто не говорил моему ребёнку, что он кому-то что-то должен только потому, что «так принято».
— А ты серьёзно про ребёнка?
— Ну, не сейчас. Но когда-нибудь. В квартире, где не будет ни астматиков, ни плесени, ни набегов родственников.
Они рассмеялись. А потом, не сговариваясь, начали составлять план ремонта. Краска, мебель, потолки. Без скидок для «семейных». Только для себя. Когда Ольга Петровна перестала звонить, было подозрительно спокойно. Дни шли, и чем тише становилась свекровь, тем больше у Алины чесались ладони: что-то она точно задумала.
Иван был спокоен. Слишком спокоен. Он уверял, что мама обиделась «всерьёз», и теперь они для неё временно мёртвы. Алина верила слабо. Потому что Ольга Петровна не тот человек, который отступает. Она — как управляющая компания в доме с грибком в подвале: кажется, исчезла, а потом внезапно приходит и требует доплату за тепло.
— Я тут посчитал, — сказал как-то вечером Иван, — нам на ремонт не хватает тысяч сто. Может, отложим отпуск?
— Нет, — резко ответила Алина. — Отпуск мы заслужили. А ремонт… потихоньку доделаем. Мне важнее, что мы вообще с тобой вместе. И без гостей.
— Ты, конечно, дикая… но моя. И правильно всё делаешь. Даже если это бесит половину моего семейства.
А потом пришла повестка.
