Мария вернулась с работы поздно – день был тяжёлый, начальник придирался к каждому отчёту, кофе на автомате закончился, в маршрутке наступили на ногу, да ещё и лифт не работал. А в подъезде воняло как на рынке у лотка с несвежим лещом. Она мысленно приготовилась к тишине, одиночеству и усталому разговору сама с собой: «Мария, ты молодец. Ты всё выдержала. День без истерик, без свекрови и без Артёма – это уже праздник». Но…
Ключ повернулся в замке с трудом. Скрипнуло. Она вошла. И застыла.
Нет, не «кто-то». Это был Артём. В чистой рубашке, с зелёной салфеткой, аккуратно сложенной под тарелкой. И с ним – незнакомая девушка. Молодая, худая, в какой-то странной тунике и босиком. В её ухе висела огромная серёжка в форме совы. Она ела, ковыряясь в рыбе, как будто ужинала у себя дома.
– Привет, – сказал Артём, будто Мария была почтальоном, принесшим пенсию. – Это Алёна. Мы с ней… ну, в общем, живём пока вместе.
Мария аккуратно поставила сумку.
– Что значит «живём пока вместе»?
– Я… ну, я переехал. От мамы. В смысле, я теперь здесь. Нам с тобой надо всё обсудить. Всё по-взрослому. По-человечески. Я многое понял.
Алёна подняла глаза. Её лицо было кислым.
– Ты не говорил, что она будет. Мне неловко есть, когда смотрят.
– Уходи, Артём, – тихо сказала Мария. – Прямо сейчас.
– Маш, подожди. Я же не просто так. Я понял, что мама перегибала. Что я виноват. Что ты не заслужила всего этого.
– Ага. Особенно вот этого, – она кивнула на босую Алёну. – Рыбу тоже не заслужила. И кастрюлю новую. Её купила я, между прочим. После того, как вы с мамой утащили мультиварку.
– Да кто у тебя что тащил, ты что несёшь?!
– Может, я пойду, а вы тут… решите?
– Не трудись, – ответила Мария. – Я решаю сама.
Она подошла к столу, взяла тарелку, на которой лежал хвост рыбы, и с громким лязгом поставила её в раковину. Потом достала из ящика конверт – с теми самыми двадцатью тысячами. Положила на стол.
– Вот. Возьми. Начни жизнь с чистого листа. С совой в ухе и с обожжённой сковородкой. Только больше не приходи. Ни ты, ни твоя мама, ни кто из вашего цирка.
– Маш, ну подожди. Я же сделал шаг. Я переехал. Я хотел начать всё заново.
– Ты начал всё заново не со мной. Ты начал всё заново – сразу с рыбой и новой бабой. Значит, ты уже в другой жизни. А я – в своей. И тут тебе места нет.
– Ну, это ты так решила…
– Нет, Артём. Это ты. Когда выбрал молчать. Когда дал маме ключ. Когда стоял и молчал, пока она меня била. Ты выбрал. Я просто поставила точку.
Алёна встала, зевнула и пошла в ванную. Босиком. Оставляя за собой следы рыбы и геля для душа. Артём опустился на стул.
– Я не думал, что ты можешь быть такой холодной.
– А я не думала, что ты можешь быть таким… пустым. Не злым. Не плохим. Просто – пустым. Понимаешь?
Он кивнул. Почти с облегчением.
– Да. Наверное, понимаю.
Через месяц в квартире пахло кофе. Настоящим. Который Мария купила себе на премию. У неё появился новый ритуал – по утрам она включала радио, наливала чашку и смотрела, как на окне собирается конденсат.
Она сняла кольцо. Положила в ту самую коробку, где раньше были деньги и браслет. Коробка теперь была пустая. Но честная. Без лжи, без манипуляций, без лицемерия.
А на столе лежал договор.
На маленькую, но свою квартиру. С ипотекой на двадцать лет.
Всё. Новая жизнь. Без рыбы. Без свекровей. Без «мам, которые лучше знают».
Вечером она шла домой. Мимо лавочек, где старушки обсуждали, кто как «растил» сыновей, кто «собирал» деньги на внуков, и кто «зря дала тридцать тысяч своей снохе».
Она шла мимо – и впервые не оглянулась.
