Днём она взяла отпуск. Сказала, что нужно прийти в себя. Елена, администратор клиники, кивнула сочувственно — в глазах был вопрос, но та промолчала.
На второй день Оля, не говоря ни слова, пододвинула к Марине телефон, положив его рядом с кружкой. Экран светился — было открыто видео в сторис. Алиса — в комнате, с выражением страдания на лице вещала.
— Мачеха меня унижала. Я жила в страхе. При свидетелях она была одной, дома — другой. У меня есть записи. И если вы думаете, что такое не бывает — то бывает. Поверьте тем, кто не говорит вслух.
На фоне — мягкий фильтр и приглушённая музыка, внизу всплывали подписи и лозунги.
Марина выключила экран. Несколько минут смотрела в стену. Потом взяла телефон, открыла чат с Валерием и набрала: «Если ты веришь в это — значит, ты никогда не знал, с кем живёшь. Я тебе больше ничего не должна». Сообщение ушло без прочтения.
Ответ пришёл только вечером: «Мне нужно подумать. Я люблю вас обеих. Но это всё слишком…»
Точка. Ни «извини». Ни «спасибо». Просто точка.
Она больше не хотела ничего доказывать — ни Валерию, ни свекрови, ни самой себе. Через два дня Марина сняла студию в соседнем районе — маленькую, с высоким потолком и скрипучими окнами. Хозяйка оказалась доброжелательной, дала скидку за первый месяц. Мебели почти не было — только кровать, стол и чайник.
В новой клинике место нашлось быстро. Обычная, без наворотов. Коллектив спокойный, без вопросов. Вечерами она гуляла — просто шла вдоль домов, мимо аптек и кофейных точек. Иногда с музыкой, иногда в тишине.
Она сама выбирала, когда приходить. Когда говорить. Когда молчать.
Прошёл месяц. Вечером — снова вибрация. Сообщение от Валерия.
— Алиса призналась. Всё придумала. Она боялась, что ты её вытеснишь. Прости меня.
Марина прочитала. Долго держала телефон в руке. Потом положила на подоконник, подошла к окну.
За окном сыпал мелкий снег с дождём. Свет от фонаря дрожал на мокром асфальте. Она улыбнулась — не ярко, но по-настоящему. И ничего не ответила.
Она больше не жила ожиданиями. Не ждала звонков, не искала подтверждений. Всё оказалось проще, чем казалось вначале: отпустить — не слабость, а сила. Не спасать, не доказывать, не бороться за любовь, в которой тебя не видят — стало её новым правилом.
Марина стояла у окна, и с каждой минутой внутри становилось тише. Как будто кто-то наконец выключил гул, тянувшийся годами. Ей больше не было страшно быть одной. Потому что впервые она была — с собой. И поняла, что никому ничего не должна: ни объяснять, ни терпеть, ни слушать унижения под видом заботы. Жить — значит быть в мире с собой, а не в оправданиях перед теми, кто этого мира не хочет.
