— О, какая красота! — восхитилась Наташа, усаживаясь. — Ты как всегда на высоте.
Алёна слабо улыбнулась и осталась стоять у плиты — нужно было достать пирог из духовки.
— Алён, а соль где? — окликнул её Саша.
Алёна подошла и молча поставила солонку прямо перед ним.
— Алёночка, — немедленно вклинилась свекровь, — а к курочке какой-нибудь соус есть? А то она у тебя суховата вышла, вроде.
— Прямо перед вами, — Алёна кивнула на соусник.
— А этот с чесноком? Ты же помнишь, у меня изжога от чеснока.
Алёна вернулась на кухню и приготовила ещё один соус, без чеснока. В который раз за сегодня, в который раз за эти три года.
Вернувшись в гостиную, она обнаружила, что все уже вовсю уплетают обед, громко переговариваясь. Её место за столом было занято сумкой свекрови.
— Ой, прости, — притворно спохватилась та, заметив взгляд Алёны. — Я тут свои вещи положила. Сейчас уберу.
Алёна поставила соус на стол и присела на краешек стула. Есть не хотелось. Хотелось лечь, закрыть глаза и чтобы все исчезли. Чтобы наступила тишина.
— Ты чего не ешь? — спросил Саша с набитым ртом. — Остынет же.
— Потом, — она покачала головой.
Разговор за столом шёл своим чередом. Обсуждали чью-то свадьбу, потом повышение цен, потом успехи детей в школе. Алёна слышала только обрывки фраз, словно сквозь вату.
— Алёна, а где та твоя замечательная горчица? — спросил вдруг Коля. — Помнишь, в прошлый раз была такая острая, пальчики оближешь.
— Сейчас принесу, — она встала и пошла на кухню.
В холодильнике горчицы не оказалось. Видимо, закончилась, а она забыла купить. Или не забыла, а просто не заметила — в бесконечной череде покупок и готовки немудрено что-то упустить.
— Нет горчицы, — сказала она, вернувшись.
— Как нет? — Коля театрально всплеснул руками. — А как же я без горчицы? Эх, не уважила ты гостей!
Это была шутка. Она понимала, что шутка. Но что-то внутри дрогнуло, натянулось до предела, как струна перед тем, как лопнуть.
— Алён, — Саша вытер губы салфеткой, — там в холодильнике ещё компот же есть. Принеси, а?
Она молча принесла компот. Разлила по стаканам. Вернулась на своё место.
— А мне чуть-чуть, — капризно протянула свекровь. — У меня от сладкого диабет разовьётся.
Алёна забрала её стакан и отлила половину обратно в графин.
— Тебе не кажется, что ты сегодня какая-то дёрганая? — шепнул ей Саша, наклонившись. — Улыбнись хоть, гости же.
Она выдавила улыбку. Такую, от которой губы сводит судорогой.
— Вот и молодец, — он похлопал её по руке. — Ты же знаешь, как я люблю, когда ты улыбаешься.
Обед подходил к концу. Алёна начала собирать пустые тарелки.
— Оставь, потом помоешь, — махнул рукой Саша. — Пирог неси.
Она принесла пирог. Разрезала. Раздала всем по куску.
— Алён, а сливки? — тут же спросил Коля. — С пирогом же всегда сливки приносила!
— И мне кофе сделай, — добавил Саша. — С пирогом лучше кофе, чем чай.
Она сделала кофе. Взбила сливки. Раздала всем. И снова села на свой стул, чувствуя, как немеют плечи от усталости.
— Превосходно! — Саша с наслаждением откусил кусок пирога, измазав губы в креме. — Ты сегодня превзошла себя.
Он потянулся к вазе с фруктами и выудил оттуда большой апельсин.
— Почисть мне, а? — он протянул апельсин Алёне. — А то руки испачкаю, потом опять мыть.
Она посмотрела на его руки. Чистые, ухоженные, даже с аккуратным маникюром. Посмотрела на апельсин — круглый, оранжевый, обыкновенный. Посмотрела снова на Сашу, потом на свекровь, потом на всех остальных, сидящих за столом.
Три года. И этот апельсин. Этот оранжевый апельсин.
— Нет, — сказала она.
Её голос прозвучал неожиданно громко в наступившей тишине. Она сама удивилась, как чётко прозвучало это короткое слово.
— Что? — переспросил Саша, не веря своим ушам.
— Я сказала — нет, — повторила Алёна. — Я не буду чистить тебе апельсин.
За столом повисла такая тишина, что стало слышно, как тикают часы в дальней комнате. Свекровь застыла с вилкой в руке, не донеся до рта кусок пирога. Наташа нервно хихикнула, словно услышала неприличную шутку. Коля уставился в свою чашку, изо всех сил делая вид, что не замечает неловкости.
— Ты… шутишь? — Саша попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривой и неестественной.
— Нет, не шучу, — ответила Алёна. Теперь, когда первое слово было сказано, остальные полились потоком. — Я не буду чистить тебе апельсин. И компот больше не принесу. И добавки не положу. Хватит.
— Алёна, что с тобой? — в голосе свекрови зазвучали нотки праведного возмущения. — Ты себя нормально чувствуешь?
— Абсолютно нормально, — кивнула Алёна. — Впервые за долгое время.
— Пойдём на кухню, — Саша встал, опрокинув стул. — Нам надо поговорить.
Он схватил её за руку и почти силой потащил на кухню. Там он плотно закрыл дверь и повернулся к ней.
— Ты что устраиваешь? — прошипел он, еле сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик. — Решила опозорить меня перед всей семьёй?
— Я никого не позорю, — Алёна прислонилась к холодильнику. — Я просто сказала «нет».
— Но почему при всех? Почему не потом, не наедине? Ты посмела сказать мне «нет» прямо при маме!
— Ага. При маме, при твоём брате, при твоей сестре. И привыкай к этому.
Саша смотрел на неё так, словно она вдруг заговорила на иностранном языке.
— Ты что, решила унизить меня? — процедил он сквозь зубы. — Это месть за что-то?
— Нет, Саша. Я не хочу тебя унижать. И это не месть, — Алёна покачала головой. — Я просто устала быть мебелью с руками. Я сказала «нет» и тебе конкретно. И всему этому… цирку.
