— Ты опять мусор в коридоре оставляешь? — Артём стоял в пальто, с сумкой в руке. — Я весь день на работе, вечером в магазин, и ещё должен твой бардак разгребать?
— Ведро полное было, я завязала и поставила пакет. А потом с Санькой возилась, он с температурой… — Оля поправила резинку на рукаве и устало вздохнула. — Не успела.
— Ты ничего не успеваешь. Уже который год. Трое детей, да? Так можно же и мозги включать иногда.
— Я включаю. Только некоторые не хотят этого замечать.
— Ну да. Ты занята. Пюре, горшки, садик, школа… Это же так сложно. А я, значит, не устаю?
— Я не говорю, что ты не устаёшь, — она говорила тихо, сдержанно. — Просто, может, ты не понимаешь, каково это — не спать нормально уже год. А потом ещё улыбаться с утра.
— Ты сама выбрала. Сама же хотела сидеть дома. Ты же мечтала о детях.
— А то. Хотела — вот и получи. Я больше не могу.
— Что значит “не можешь”?
— Это ты сейчас что, шутку такую придумал?
— Нет, Оля. Я серьёзно. Я снял квартиру, завтра перевезу остатки своих вещей. Всё. Мы взрослые люди, давай без истерик. Я хочу начать жить нормально.
— А это что тогда было? Не жизнь?
— Это… какое-то болото. Я устал. Ты устала. Всё. Надо выбираться.
— Я не от детей ухожу. Я ухожу от… этого. От вечной усталости, от нытья, от себя, может. Я не знаю. Я не хочу больше так.
Оля долго молчала. В комнате раздался детский кашель.
— Ты бросаешь троих детей, потому что тебе скучно?
— Не переворачивай. Я их люблю. Буду навещать, алименты платить. Всё, как положено.
— Алименты? Это ты серьёзно?
— Ну а что ты хочешь? Я не миллионер. Но я сделаю, как надо. Только жить мы теперь будем отдельно.
— Жить отдельно… — она повторила, словно пробовала вкус нового слова. — А ты думаешь, это легко? Я с тремя детьми одна?
— Миллионы так живут. Ты справишься. Сильная же женщина.
— Всё, Оль. Я пошёл. Не хочу сцен. Чем быстрее, тем легче. Для всех.
Он ушёл. Просто развернулся и вышел. Без слёз. Без объятий с детьми. Без оглядки.
После того, как дверь за ним закрылась, Оля не плакала. Прошла на кухню и достала кастрюлю — ставить макароны. Старший, Илья, стоял в проёме.
— Мама, папа что, ушёл?
— Не знаю, Илюш. Пока не вернётся.
— Потому что взрослые иногда поступают глупо. Даже если считают, что делают правильно.
— Он нас больше не любит?
— Он любит. Но это не значит, что он умеет быть с нами. Это сложно объяснить.
— Я не хочу, чтобы он уходил.
— Я тоже не хочу. Но он ушёл.
Средняя, Катя, вбежала в комнату босиком.
— А папа скоро придёт?
— Потому что он решил пожить один.
— А можно я поживу с ним?
Оля накрыла ладонью лицо. Потом собралась.
— Нет, котик. Пока ты с нами. Дома. У нас тут зубная щётка и твой медвежонок.
Санька закашлял. Она пошла к нему, укрыла одеялом, проверила лоб.
— У него жар. — Илья заглянул сзади. — Дашь ему сироп?
— Дам. Принеси, пожалуйста, со стола на кухне. Сироп с клубничкой.
Пока дети ели макароны и спорили, кто из героев мультика сильнее, Оля смотрела в окно. Снег валил тихо, лениво. Завтра будет трудно. Но ведь было трудно и вчера. И позавчера.
На следующий день пришла её мама. Привезла суп и носки.
— Что ж ты мне вчера не сказала? — строго посмотрела она.
— Сказать что? Что меня бросили?
— Не бросил. Просто сбежал, как щенок.
— А ты что? Промолчишь? Терпела всё это время. Ты готовила, он жрал. Он хмурился, ты молчала. А теперь он — свободный мужчина, а ты — мать-одиночка?
— И что делать будешь?
— Жить. Работать. Комнату одну может сдам, нам так много места не надо. На удалёнке работу найду. Саша в декрет уходит, её место освобождается. Буду пробовать.
— Ты же не работала с тех пор как родила Катю.
Мать подошла и обняла её. Крепко.
Через неделю в доме появилась девушка Марина. Молодая, с зелёным рюкзаком. Сняла комнату у Оли. Училась в педагогическом, подрабатывала репетитором.
— Вам помочь с Саней? Я с малышами хорошо. Даже в лагере работала.