— Простите… Что, простите?
— Всё, — нотариус кивнула. — Полностью. Ближайших наследников больше нет. Сестра её, ваша мать, умерла. Других нет.
— А… А долгие родственники? — Алена рефлекторно вспомнила Ларису Петровну. — Ну, те, которые как грибы после дождя?
Нотариус усмехнулась.
— Такие всегда есть. Но если завещание составлено и действующее, всё — ваше. Если, конечно, кто-то не решит его оспорить.
И тут Алена поняла, что слово «оспорить» прозвучало как заклинание. Потому что, давайте честно, у неё уже были кандидаты. Прямо целых два. И оба — с чемоданами наготове.
Вечером она вернулась домой с кипой бумаг. И первым делом увидела… кого бы вы думали?
Правильно. Виктор стоял у двери с коробками. Сзади маячила знакомая фигура в плаще и с платком на голове — Лариса Петровна.
— Здрасьте, — выдавил он.
— Ты серьёзно? — Алена всплеснула руками. — С коробками? С мамой? На что ты надеялся?
— Мы за вещами, — холодно отрезала Лариса Петровна. — Виктор — с законными правами. Он тут жил. Жил! Значит, имеет право забрать то, что ему принадлежит!
— Лариса Петровна, — Алена облокотилась на косяк, скрестив руки, — объясните мне, пожалуйста, какое юридическое обоснование у фразы «жил»?
— Какое-какое… — замялась та. — Ну… моральное!
— Моральное… — Алена фыркнула. — Отлично. Забирайте моральные ценности. Только без моего ковра. И микроволновку тоже оставьте — она морально моя.
Виктор неловко поднял коробку, но тут его взгляд зацепился за документы в руках Алены.
— Это что? — подозрительно спросил он.
— Ой, а тебе какая разница? — Алена демонстративно засунула бумаги подмышку. — Или ты внезапно вспомнил, что у тебя есть глаза и способность читать?
— Покажи. — Он шагнул ближе.
— Не подходи. — Алена вскинула руку. — Тебя это не касается.
Лариса Петровна прищурилась.
— Подожди… — она ткнула пальцем в папку. — Это что — из нотариальной конторы? Ты что-то скрываешь?
— Ну ладно, — пожала плечами. — Хотите сюрприз? Получите. Моя дорогая тётя Надя, царствие ей небесное, оставила мне трёшку на Мосфильмовской. С гаражом. И вкладом. Полностью. На меня.
— Ага. На меня. Ты понимаешь, Витя? Теперь я — богаче. В два раза. Так что можешь писать в своём профиле: «В поиске. Предпочтительно вдова миллионера».
Лариса Петровна медленно побледнела, потом покраснела, потом снова побледнела.
— Ты… Ты… Ты жадная! — взвизгнула она. — Меркантильная! Всё под себя! Всё! Мужика себе подмяла! Квартиру забрала! Теперь ещё и тёткину! Ты… ты…
— Я — самостоятельная, — спокойно сказала Алена. — Независимая. И, самое главное, больше никогда не дам ни тебе, ни твоему сыну сесть себе на шею.
— Ну и ладно! Подумаешь! Ты думаешь, только ты такая умная? Да у меня… Да у меня…
— У тебя — мама, — перебила его Алена. — И чемодан. И моральные ценности.
Он открыл рот, хотел что-то сказать… но так и не сказал.
А Лариса Петровна уже шипела:
— Я подам в суд. На моральный ущерб! За незаконное выселение моего сына! За оскорбления! За… за… за всё!
— Подавайте, — улыбнулась Алена. — Только знайте, что суды по выселению сожителей в России не выигрываются. Сожители — не собственники. А по закону собственник — один. Вот он. — Она помахала свидетельством. — Я.
И тут Виктор понял. По-настоящему понял.
Он шагнул к ней, попытался взять за руку.
— Лен… Ну чего мы… ну чего… Давай всё исправим. Ну правда. Ты же меня знаешь. Ты же понимаешь…
Алена выдернула руку.
— Виктор… — она посмотрела прямо ему в глаза, — ты знаешь, что самое страшное в этой ситуации?
— Что ты — никакой. Пустой. Понимаешь? Даже обидеться на тебя — не за что. Потому что тебя как личности — нет. Есть только мамино эхо.
Он отшатнулся. Лариса Петровна схватила его за локоть:
— Пошли, Витя. Нам тут не место. Мы люди приличные. В отличие от некоторых.
— Вот да! — Алена кивнула. — Намёк понят. Прощайте.
Четыре дня Алена мыла квартиру. Мыла буквально — с отбеливателем, с тряпками, с нервным смехом. Вымывала запах Ларисы Петровны, нервозность, свои бывшие иллюзии и бывшего мужика заодно.
На пятый день поехала на Мосфильмовскую.
Подъезд чистенький. Консьержка с прической из восьмидесятых, с чаем и семечками.
— К кому? — строго спросила она.
— К себе, — ответила Алена и впервые за долгое время почувствовала, как это приятно звучит.
Открыла дверь. Пустая, но просторная, светлая квартира. С видом на Москва-Сити. Тёте Наде явно было чем гордиться.
Она прошла в гостиную, открыла окна. Свежий воздух ворвался внутрь. Где-то внизу загудел трамвай.
— Ну что, девочка, — сказала она самой себе. — С чистого листа, ага?
«Ты будешь одна. Всегда. Никому такая не нужна.»
Номер — заблокирован. Но стиль — угадываемый.
Алена медленно набрала ответ.
«Спасибо. Именно об этом я и мечтала.»
И поставила блок на оба номера. На все номера прошлого.
Потом сняла цепочку с шеи. Ту, что когда-то подарил Витя.
— На помойку, — сказала она. — Срок годности — истёк.
И вышла. В свою новую жизнь. Без бетонных штор, списков покупок и людей, которые путают любовь с удочкой и поводком.
