— Ты опять их поставила в шкаф?! — голос Валентины Сергеевны звенел, как крышка кастрюли, упавшая на кафель. — Я же сказала: у Серёжи ноги больные, он не может в твоих этих, плоских!
— Это мой шкаф, Валентина Сергеевна, — Юлия медленно выпрямилась, держа в руках свои собственные тапки, сдвинутые в самый дальний угол. — И тапки мои. А Серёжа — это кто вообще?
— Племянник мой! — вскинулась свекровь, будто это объясняло всё. — Он у нас после травмы, ему нужно удобство, а не твои дизайнерские штучки. Нормальный человек, кстати, в тапках не придирается, а сочувствует!
— А нормальные люди не живут у чужих в квартире без спроса, — прошептала Юлия, чувствуя, как где-то в желудке клокочет то ли злость, то ли гастрит.
На кухне зазвенела ложка — Алексей, как всегда, делал вид, что он здесь случайный прохожий. Ни тебе «мама, не надо», ни «Юля, я с тобой». Молча размешивал сахар в чае. Уже третий день в доме жил «племянник Серёжа», двадцатипятилетний лоб с блютуз-колонкой и носками под обогревателем, потому что «ноги мёрзнут, давай экономить не на здоровье».
Юлия присела на табурет и посмотрела на мужа.
— Алексей, ты можешь объяснить, зачем в моей квартире поселился твой родственник? Я не подписывала договор на пансионат. Это не «гостиница бабушки Юли», ты не перепутал адрес?
Алексей только вздохнул и опустил глаза. Его фирменное молчание. Раньше казалось — он сдержанный, разумный. А теперь — просто удобный для всех, кроме неё.
— Да что ты такая нервная? — Валентина Сергеевна скрестила руки на груди. — Мы же семья. Всё — общее. Или ты что, против семьи?
— Если ваша семья — это орда в шесть человек с вечной жаждой борща и пульта от телевизора, то да, против.
Валентина шумно вздохнула, как актриса провинциального театра.
— Вот так, значит… А мы думали, ты хорошая девушка. Приняли тебя, как родную. А ты — нос воротишь. Бабкины гены, небось, попёрли…
— Не трогайте мою бабушку, — голос Юлии задрожал. — Она оставила мне эту квартиру, потому что я за ней ухаживала. А вы даже чай ей не привозили, пока она болела. Зато теперь все — родственники.
Тишина. Только тикали дешёвые китайские часы над плитой, подаренные Валентиной «чтобы не было так скучно на стене».
Алексей наконец поднял голову:
— Юль, ну правда, чего ты заводишься. Это временно. Он скоро уйдёт. Ему сейчас тяжело. Ты же понимаешь…
— Понимаю! Что вы оба не уважаете меня. Что вы пользуетесь тем, что я тяну всё на себе. Ты — молчишь, она — командует, этот Серёжа — жрёт. А я — вытираю за всеми и плачу по счетам. И знаешь, что?
