Ирина впервые за долгое время позволила себе роскошь — просто сесть на подоконник с чашкой кофе. Сквозь старые, но добротные рамы — ещё бабушка в девяностые ставила, «чтоб на века» — пробивался майский свет. Тепло. Пахло сиренью, и жизнь вроде бы налаживалась. После похорон прошло три месяца. Бабушка Тома оставила квартиру Ирине — единственной внучке, хоть в семье и шипели, будто та выпросила завещание на смертном одре.
Но Ирина никого не слушала. Только эту кухню. Только этот пол, скрипящий в том самом углу, где бабушка хранила огурцы. И кофемолку, которая звучала точно как бронхи дедушки — whee whee whee — перед тем, как он бросил курить и умер на следующий день. Всё это было её.
— Надолго ты в окно уставилась? — в дверях стояла Наталья Петровна, свекровь, вся в бежевом и упрёках. В одной руке — пакет с «магнитовскими» яблоками, в другой — пластиковый контейнер. — Я тут салатик сделала. А ты, как всегда, ничего.
Ирина вздохнула, слезла с подоконника.
— Не знала, что вы придёте. У нас же вроде не общий дом.
— Ах, ну конечно! — голос Натальи Петровны был с привкусом железа. — У тебя теперь наследство, отдельная жизнь, отдельный холодильник… Только вот сына ты моего туда затащила, как в мышеловку.
— Виктор сам переехал. Он же муж, не мышь, — Ирина поставила чашку в раковину. — Хотите воды?
— Ты лучше подумай, кому ты обязана этой квартирой, — свекровь поставила контейнер на стол. — Бабушка твоя, конечно, славная была женщина, но ты думаешь, она бы тебя так наградила, если бы не я? Я сколько лет помогала ей! В аптеку бегала, в поликлинику водила. А ты где была?
Ирина почувствовала, как внутри поднимается злость. Слова резали не хуже ножа, которым Наталья Петровна только что открыла контейнер.
— Я на двух работах пахала. А вы, простите, за каким интересом помогали? Чтоб внуку потом досталось?
Наталья Петровна села, развалилась, как в своём доме.
— Мне и не надо ничего. Просто… по справедливости. Эта квартира — семейная. А ты взяла и присвоила.
— Простите, но завещание на меня, — Ирина говорила спокойно, но руки у неё уже подрагивали. — Закон на моей стороне. И, если вы не против, я бы хотела побыть одна. Мне работать через полчаса.
— Работать… — фыркнула свекровь. — Ты что, думаешь, я не знаю, сколько вы тут крутите? Витя мне всё рассказывает. И что ты его на ипотеку не пускаешь. И что деньги копишь — на новый ремонт. Всё для себя, всё под себя…
— А на кого, простите, мне копить? — Ирина скрестила руки. — На вас?
Наталья Петровна резко встала, как будто её подбросили.
— Ты забываешься. Я вообще-то мать его! И не дам тебе разрушить нашу семью!
— Нашу — это чью? — Ирина шагнула вперёд. — Вашу с ним? Или мою с ним?
Повисла тишина. Только за окном где-то вдалеке орал ребёнок и лаяла собака.
— Я всё поняла, — сказала свекровь наконец, собирая свои яблоки. — Это ты меня выжить хочешь. Всё захапать. Ну-ну. Посмотрим, как ты будешь петь, когда Витя за голову возьмётся.
Ирина провожала её до двери молча. Только сказала, прежде чем захлопнуть:
— В следующий раз, пожалуйста, звоните. А то у меня тут, знаете ли, частная собственность.
Вечером Виктор пришёл, как будто ничего не случилось. Оделся в старую футболку с динозавром, поцеловал Иру в висок.
— Чего такая? Мама приходила?
— Угу, — Ирина наливала чай, при этом громко и показательно гремела чашками. — Приходила. Устроила допрос с пристрастием и проверку на лояльность. Всё как ты любишь.
— Ир… ну ты же знаешь, она добрая женщина. Просто беспокоится.
— О! Это новое слово для «лезет не в своё дело»?
— Ну перестань. У неё правда трудное положение. Пенсия маленькая, внуков нет… С отцом они развелись, квартира у него осталась.
— Ну, я просто подумал… может, пока мы с тобой копим, оформим квартиру на меня? На всякий случай. Чтобы, ну… вдруг чего. Мы же семья, да?
