— Ну, не обижайся, Алин, — Валентина Ивановна поставила миску с маринованными огурцами прямо на стеклянный журнальный столик. — Это не упрёк, это совет по-женски. Ты же понимаешь, ты теперь в семье. А в семье всё должно быть общее. Земля — особенно.
— Земля у меня в наследстве, Валентина Ивановна, — спокойно, но с нажимом ответила Алина, даже не подняв глаз от ноутбука. — А у семьи есть своя квартира. Трёхкомнатная. С кондиционером и кладовкой. Всё, как вы хотели.
— Квартира — это для зимы. А летом надо на воздух. Надо руками в землю. Для здоровья, — Валентина Ивановна уже не сидела, она прямо физически нависала над Алиной. — Ты вот думаешь, газон — это красиво? А картошка вкуснее будет. Своё, родное. А уж как внуки обрадуются, когда ты им грядочки выделишь…
Алина откинулась на спинку стула и тихо вздохнула.
— Внуки? Валентина Ивановна, вы на мужа моего посмотрите. Он вчера вино из бумажного стаканчика пил, потому что бокалы «слишком пафосные». Какие внуки? Он сам ребёнок.
— Да ты всё на Игоря напраслину наводишь! — всплеснула руками свекровь. — Он тебе, между прочим, эту дачу от бабки твоей спас. Ясно тебе говорю. А то б ты до сих пор с ней в суде за межу воевала!
— Он забор поменять пообещал два года назад. Всё спасает. Только непонятно, кого от чего, — Алина встала, закрыла ноутбук и пошла на кухню.
Кухня, пусть и тесная, была её убежищем. Здесь всё было сделано под неё: индукционная плита, кофемашина, вытяжка, которая не гудит, а шепчет. Даже мусорное ведро с датчиком. Валентина Ивановна это ведро ненавидела, считая его «бесовской шкатулкой», и принципиально не пользовалась. Она клала картофельные очистки на край раковины.
— Вон у Ольги моей, — с порога продолжила свекровь, явно не собираясь уходить, — муж сам себе будку собрал. Подвал вырыл, яблони посадил, теплицу сварганил. А ты? Всё по кафе да по ламинатам.
— У Ольги вашей муж бухает и живёт в этом подвале. Не надо мне такое счастье.
— Бухает? Зато мужик. В доме дело знает! А не эти ваши «дизайнеры интерьеров». Кружочки рисуют и кофе пьют. А потом: «Мама, подвинься, я дизайнер».
— Всё. Ясно. У вас с дачей свои планы. Скажите честно, вы её хотите себе?
— Ну как себе… Не себе, а нам. Семье. Там сарай хороший. Игорь бы гараж сделал. Я бы засолки все перенесла. А ты бы к нам по выходным. К шашлычкам. Как нормальные люди.
— Прекрасно. Только вы забыли, что я здесь живу.
— Ну, это ж пока. Пока ты не передумаешь. А ты, Алинушка, подумаешь. Жизнь длинная.
Алина стояла у плиты, будто и правда готовилась к чему-то. Только вместо сковородки — беззвучный гнев, а вместо ингредиентов — мысли, одна ядовитее другой.
Жизнь длинная. Спасибо, Валентина Ивановна. Подождите немного. Укорочу вам её — метафорически, конечно. Они приехали на дачу в начале июня. Точнее, Игорь пригнал маму сам, без спроса. Сказал:
— Она немного посидит, оклемается. У неё давление. В квартире душно, а тут свежо. Это же не навсегда.
— Угу. Игрек, а у нас сколько комнат, ты не помнишь?
— А ты чего. В смысле — «немного посидит»? Она чем болеет — ковшом или тяпкой?
Игорь, как всегда, ушёл от прямого ответа. Сказал, что мама «одна не справляется», но добавил, что она «вообще-то и родила его одна». Эта фраза Алинины уши царапала до сих пор. Как будто долг по рождению сына автоматически включает в себя дачу, стиралку и право рыться в её бельевом шкафу.
— Ты на неё не злись, — бормотал Игорь позже, когда Алина в гневе вышвырнула из спальни свекровину кастрюлю с лапшой. — Она просто не понимает. Она думает, что помогает.
