— Вы ненормальная! — Ольга кричала, как могла. — Вы… вы чудовище!
— А ты — дрянь! Разведёнка ты будешь, поняла? Да я таких, как ты, одной левой…
— Да вы просто злая и одинокая женщина! И своего сына вы вырастили таким же: ни о чём, безвольный тряпка!
В этот момент вбежал Дмитрий. Пижама, тапки на босу ногу, волосы — как у взорванного профессора.
— Вы что творите?! — закричал он. — Вы что, с ума посходили?
Ольга с трудом выпрямилась, утирая кровь с губы.
— Спроси у своей мамочки. У неё сегодня новая серия — «Как уничтожить свою невестку за 30 минут».
— Она на меня напала! — Елена Михайловна судорожно дышала, прижимая руку к груди. — Она хотела меня убить! А всё из-за того, что я сказала правду!
— Правда?! — Ольга развернулась к нему. — Дмитрий, ты знал про квартиру?
— Мама мне сказала… она просто подумала, что так будет лучше. Для всех.
— Для всех?! — закричала она. — Для кого «всех»? Для неё?! Для тебя?! А я кто?
— Ты… ну… я просто не хочу войны дома, Оля. Ты и мама — как две тигрицы. Я между вами. Мне тяжело!
— А мне?! Мне не тяжело?! — она шагнула к нему. — Я каждый день просыпаюсь с мыслью, как не попасть под горячую руку твоей мамочки! Я боюсь дышать, боюсь что-то сказать, боюсь неправильно приготовить макароны! И ты молчал? Всё это время — молчал?!
— Оля… — он протянул к ней руку.
— Не трогай меня, — она отпрянула. — Знаешь, ты не между нами. Ты просто за ней. Всегда был. Ты даже сейчас… стоишь и молчишь. Ты не муж. Ты — приложение. Удобное, глупое, бесполезное.
— Всё, хватит! — Дмитрий закрыл лицо ладонями. — Я не могу больше! Я просто хочу, чтобы был покой! Чтобы никто не кричал, не плакал, не устраивал сцены!
— Тогда выбери, — Ольга сказала это медленно, чётко, как приговор. — Или ты, наконец, вырастаешь из маминых штанишек, или мы — всё. Навсегда.
Елена Михайловна громко и театрально застонала, присев на табурет и хватаясь за грудь. — Видишь?! У меня сердце! Опять ты со своими ультиматумами! Димочка, вызывай скорую! Всё! Мне плохо! Всё, это она довела!
Дмитрий замер. Потом медленно достал телефон. Но не скорую набирал.
— Ты кому звонишь? — испуганно спросила свекровь.
— Пашке. Своему другу. Я у него поживу пару дней.
— Что?! — выкрикнули обе женщины одновременно.
— Устал. — Он прошёл мимо. — От вас обеих. Устал.
Хлопнула входная дверь.
Молчание в квартире повисло густое, как накуренная комната. Ольга стояла, прижимая ледяную ложку к губе. Елена Михайловна тяжело дышала, будто в ринге.
— Не думай, что ты победила, — пробормотала она. — Это ещё не конец.
— Я не побеждала. — Ольга развернулась. — Мне бы просто выжить.
Ольга не плакала — всё, что могла выплакать, вытекло в первые два дня. Потом стало пусто. Даже не больно — как будто внутри всё выжгли, и теперь можно просто сидеть в этой тишине и считать трещины на потолке. Старая однушка на окраине, в которую она въехала через знакомых, пахла краской и чем-то чужим. Спать приходилось на надувном матрасе. Зато вокруг — ни одной кастрюли, брошенной ей в спину. Ни одной свекрови, гремящей ножами, ни одного Дмитрия, сидящего между двух огней и выбирающего, как всегда, самый тёплый.
Ольга села на подоконник. За окном текли майские сумерки — ещё не вечер, но уже не день. В руках — чашка дешёвого чая. Ни сахара, ни лимона — просто горячая вода с привкусом чего-то терпкого. Она больше не пыталась быть хозяйкой на чужой кухне. Теперь у неё была своя. И пусть в ней только микроволновка и чайник, зато никто не укажет, что слишком много соли в супе или неправильно разложены ложки в ящике.
В этот вечер дверь позвонила внезапно. Глухо и нетерпеливо — не «дзинь», а почти «врыв».
Она встала, осторожно подошла. Кто в её жизни сейчас мог оказаться у порога? Почтальон? Курьер?
