Павел крепко сжал телефон. Всегда один…
Он не сразу решился ехать. Несколько часов ходил по комнате, то и дело тянулся к ключам, садился в машину, брался за руль, но снова вылезал, проходил по комнате и снова возвращался. Но всё-таки поехал.
В палате пахло хлоркой и стояла тишина. Мать в кислородной маске. Узнала его. Попыталась улыбнуться. Потянулась рукой. Он сел, отстранившись. Спросил:
— Почему не позвонила?
Она достала листочек. С трудом написала: «Не хотела мешать.»
У двери медсестра сказала:
— Она вас всё время вспоминала. Очень ждала. Хотела внуков увидеть. Простите… ей было больно от молчания.
Он пожал плечами. И вышел.
Вечером позвонили снова. Павел сразу понял, что это будет что-то плохое. На долю секунды он хотел не брать трубку — будто это отсрочит всё. Но всё же нажал на экран. Врач сказал тихо, но с напором:
— Павел Сергеевич, состояние мамы резко ухудшилось. Немедленно приезжайте. Возможен исход в любую минуту.
Павел сидел на кухне, глядя в точку. Катя вошла, не глядя на него, подошла к столу и с усилием положила перед ним связку ключей.
— Ты должен поехать. Это твоя мать, — сказала она. Голос был ровным, но в нём что-то дрогнуло, как будто она сдерживала что-то сильное. Павел почувствовал, как у него в груди сжалось — воздух стал густым, тяжёлым, как будто его выдавливали из комнаты. Дышалось трудно.
Он кивнул, не поднимая глаз.
В машине он открыл старые переписки с матерью. Там были её голосовые — редкие, сохранённые ещё до их размолвки. И несколько сообщений, которые он сам так и не отправил. Он включил один из её старых аудио: тихий, натужный голос, с трудом выговаривающий слова, как у человека, никогда не слышавшего себя:
— Паш… просто хотела сказать… люблю… и скучаю…
Он слушал, сжав челюсти, не давая себе расплакаться. Окна запотевали от его дыхания. Машина стояла на обочине, и Павел не включал фары. Он смотрел в темноту, будто ждал ответа.
Через полчаса он уже был в больнице, но было поздно…
В палате пахло хлоркой и стояла тишина. Мать лежала спокойно, словно спала. Он сел рядом. Ни слёз, ни слов. Только глухая пустота. Впервые почувствовал себя маленьким. Беззащитным. Одиноким.
Медсестра передала ему её вещи: старую сумку, очки, блокнот, ключи от квартиры. Внутри — тетрадка. На последней странице — слабой рукой было выведено:
«Паша, я тебя люблю. Прости, что стыдишься меня. Я всегда рядом.»
Он долго сидел в коридоре с этой тетрадкой, не открывая её заново. Листал блокнот наугад: короткие записи, напоминания, криво выведенные слова. В одном углу — его детский рисунок, приклеенный скотчем. Подпись: «Пашенька, 7 лет». Он не помнил, когда рисовал.
Похороны прошли под моросящим дождём. Соседка в платке, Евгения Николаевна, подошла, остановилась рядом:
