— Если надумаете прописывать, придете заключить договор. В нем пропишем сроки и условия. Хотя бы это будет какой-то гарантией.
Выйдя на улицу, Людмила глубоко вдохнула. Внутри разрасталась тревога. Всё оказалось сложнее и серьёзнее, чем она думала. Не просто семейная просьба, а почти капкан. И как теперь говорить с Василием?
Она медленно пошла к остановке, сжимая в руке бумаги. Солнце клонилось к закату, и тени от домов тянулись, как чьи-то жадные руки.
Людмила стояла у плиты, механически помешивая борщ. За окном уже стемнело, на кухне горел только маленький светильник над столом, отбрасывая уютный желтоватый свет. Обычно это было ее любимое время — вечер, тишина, ожидание мужа с работы. Но сегодня всё казалось другим.
Ключ повернулся в замке ровно в семь. Василий всегда приходил вовремя — такой уж человек. Пунктуальный, основательный. Двадцать лет на заводе, ни одного опоздания. И в семье так же — надёжно, без сюрпризов.
— Люда? — окликнул он из прихожей. — Ты дома?
— На кухне, — ответила она и добавила про себя: «Где же мне еще быть».
Василий вошел, на ходу расстегивая рубашку, наклонился, чтобы поцеловать её в щеку, но она слегка отстранилась.
— Ужин почти готов, — сказала она, отворачиваясь к плите.
Муж удивленно хмыкнул, но промолчал. Прошёл к раковине, долго мыл руки, потом сел за стол и развернул газету. Обычный вечер, обычные движения. Людмила смотрела на его склонённую голову — седины стало больше, когда успел так поседеть? — и не знала, как начать разговор.
— Галина заходила сегодня, — наконец сказала она.
Василий не поднял головы, только пальцы, держащие газету, дрогнули.
— Ага, — буркнул он. — И как она?
— Нормально. — Людмила поставила перед ним тарелку с борщом. — Рассказала интересные новости. Оказывается, вы с ней решили, что Наташу с детьми нужно ко мне прописать.
Теперь он поднял глаза — растерянные, виноватые.
— Людочка, ты не так поняла… Галка, она ведь… ну, ты знаешь, какая она…
— Нет, это ты не так понял, — неожиданно твердо сказала Людмила, садясь напротив. — Это моя квартира. И я не хочу, чтобы в моей квартире прописывали кого-то без моего согласия.
Василий отложил газету и вздохнул. Потом взял ложку и принялся за борщ, словно оттягивая момент.
— Ты преувеличиваешь, — наконец сказал он, не глядя на жену. — Галя сказала — на время. Надо быть добрее.
Людмила смотрела на него и не узнавала. Человек, с которым она прожила восемь лет, который всегда защищал её, вдруг превратился в чужака, говорящего голосом своей сестры.
— Я сегодня была у юриста, — сказала она, и голос её звучал откуда-то издалека. — Знаешь, что он сказал? Если я их пропишу, без суда не выпишу.
— Какого еще юриста? — Василий нахмурился и отодвинул тарелку. — Люда, что за глупости? Это же семья! Не чужие люди!
— Именно. Семья. — Людмила смотрела на его недоеденный борщ. — А ты со мной даже не посоветовался. Просто решили с Галиной, за моей спиной.
— Да ничего я не решал! — повысил голос Василий. — Галка прицепилась, говорит — надо помочь. У Наташки проблемы, детей в садик не берут без прописки. Я просто сказал, что, наверное, ты не будешь против. Но решать-то всё равно тебе!
— Значит, решать мне? — переспросила Людмила. — А ты пойдешь сегодня и скажешь Галине, что я отказалась?
Василий замялся. По его лицу пробежала тень.
— Люда, ну зачем так сразу… Может, стоит подумать…
И тут она поняла. Он не скажет. Не защитит. Проще надавить на жену, чем пойти против сестры.
— Понятно, — только и сказала она.
Встала, начала убирать со стола. Внутри словно что-то надломилось, но странным образом от этого стало легче. Пришла ясность. В этом конфликте она одна. И раз так — будет решать сама.
— Людочка, — Василий попытался взять её за руку, — не обижайся. Мы ведь как-нибудь договоримся, да?
Она посмотрела на его руку, такую знакомую, с мозолями на ладони, с обручальным кольцом на пальце — кольцом, которое она сама надела когда-то, веря, что теперь будет не одна.
— Нет, Вася, — тихо сказала она. — Боюсь, что не договоримся.
После того разговора прошла неделя. Василий делал вид, что ничего не случилось — приходил с работы, ужинал, смотрел телевизор. Людмила молчала, готовила, стирала, но внутри всё кипело. Она ждала, что он заговорит первым, скажет что-то вроде: «Знаешь, я подумал и решил, что ты права». Но он молчал.
В субботу Людмила пошла на рынок. День выдался солнечный, и она решила пройтись пешком, подышать. Накупила овощей на неделю, зашла в молочный павильон за сметаной. Возвращаться домой не хотелось — там стояла эта напряженная тишина, от которой звенело в ушах. Поэтому она ещё заглянула в хозяйственный магазин, долго выбирала новые занавески. Потом вспомнила, что заканчивается стиральный порошок…
Домой Людмила вернулась почти через три часа, нагруженная пакетами. Уже в подъезде она заметила, что что-то не так — на лестничной площадке между первым и вторым этажом стояли какие-то коробки. Поднимаясь выше, она увидела ещё вещи — сумки, пакеты. А у самой её двери — два больших чемодана.
Сердце заколотилось где-то в горле. Она остановилась, перехватив поудобнее тяжелые пакеты, и в этот момент дверь её квартиры открылась. На пороге стояла Галина, за ней — молодая женщина с двумя детьми, мальчиком лет семи и девочкой чуть помладше. Наташа. Которую Людмила видела всего пару раз в жизни.
— Ну наконец-то! — воскликнула Галина с деланной радостью. — А мы уж заждались. Вася сказал, ты скоро придешь.
Из-за их спин виднелась фигура мужа — словно он прятался за ними, не решаясь выйти вперед.
— Что это? — спросила Людмила, кивнув на чемоданы. Голос звучал хрипло, как будто ей перехватило горло.
— Наши вещи, — улыбнулась Наташа. Она выглядела смущенной, но не настолько, чтобы отказаться от этого вторжения. — Тетя Люда, вы не волнуйтесь, мы не стесним, честное слово!
— Ну что ты, Людочка, открой, мы уже договорились, — проворковала Галина, делая шаг вперед. — Бумаги на стол, и сразу в паспортный стол. Дело-то нехитрое!
Людмила подняла глаза и встретилась взглядом с Василием. Он стоял, опустив плечи, как нашкодивший мальчишка, и смотрел виновато. В этот момент Людмила поняла — он действительно всё решил без неё. Поставил перед фактом.
