Смотреть на небо и молиться Богу,
И долго перед вечером бродить,
Чтоб утомить ненужную тревогу».
Людмила улыбнулась. Бродить, смотреть на небо — звучит неплохо. Завтра обязательно пойдёт в парк. А потом, может, позвонит детям. Давно ведь не виделись.
К полуночи она заснула в кресле, с книгой на коленях. И снилась ей не Василий, не Галина с её требованиями, а почему-то мама. Молодая, красивая, в цветастом платье. Обнимает её и говорит: «Держись, Людочка. Ты сильная, ты справишься».
Там, где по-настоящему дом
Прошёл месяц. Василий забрал свои вещи через неделю после того случая — пришел, когда Людмилы не было дома, собрал всё в чемоданы и оставил ключи на столе. Никакой записки, никакого разговора. Людмила почти обрадовалась, что они разминулись. Что тут было говорить? Всё уже сказано тем его взглядом в сторону, тем молчанием.
Галина звонила пару раз — сначала угрожала судом (Людмила только посмеялась: за что судиться-то?), потом пыталась давить на жалость. Но, не получив ответа, затихла.
Жизнь потихоньку налаживалась. Людмила работала в библиотеке, как и раньше, возвращалась в свою — теперь действительно свою — квартиру, где всё было расставлено по её вкусу. Вечерами читала книги, которые откладывала годами, смотрела фильмы, которые Василий считал «бабскими». Иногда звонила детям — сыну в Новосибирск, дочери в Краснодар. Рассказывала новости, но о разрыве с Василием упомянула вскользь. Не хотелось волновать, да и к чему? Они взрослые, у них своя жизнь.
Но дети оказались внимательнее, чем она думала. В начале июня раздался звонок от дочери, Ольги.
— Мам, мы приедем на выходные, — сказала она безо всяких предисловий. — Я и Митя. Встретишь?
— Конечно, встречу, — растерянно ответила Людмила. — А что случилось?
— Ничего, просто соскучились. Будем послезавтра, в десять утра. Я пирог с яблоками хочу, ты напечешь?
Людмила улыбнулась в трубку. Пирог с яблоками был семейной традицией — на все дни рождения, на все приезды.
— Напеку, конечно. Жду вас.
Следующие два дня она провела в приятных хлопотах. Вымыла окна, приготовила любимый борщ сына, заварила смородиновый компот. Сходила на рынок за свежими яблоками для пирога. И поймала себя на мысли, что давно не чувствовала такого предвкушения радости.
В субботу, ровно в десять утра, в дверь позвонили. На пороге стояли её дети — такие взрослые, такие родные.
— Мама! — Ольга бросилась ей на шею. За ней вошел Дмитрий — высокий, широкоплечий, так похожий на её отца.
— Привет, мам, — сказал он, целуя её в щёку. — Как ты тут?
Людмила улыбнулась, глядя на них.
— Вы же голодные с дороги? Идёмте, у меня всё готово.
Они прошли на кухню, и Ольга сразу заметила перемены:
— Ого, ты шторы поменяла! И стол передвинула! А где эта ужасная ваза, которую тётя Галя подарила?
— В шкафу. Или в мусорке. Не помню.
Дмитрий внимательно посмотрел на неё:
— Мам, а где вообще Василий Петрович?
Она вздохнула, расставляя тарелки.
— Мы расстались. Он ушёл к сестре.
Дети переглянулись, и Людмила поняла — они уже знали. Наверняка созванивались, обсуждали. Может, даже с Василием говорили.
— Мам, — мягко сказала Ольга, — почему ты нам сразу не сказала?
— Зачем вас беспокоить? У вас своя жизнь, свои заботы.
— Перестань, — Дмитрий взял её за руку. — Мы же семья. А семья — это не те, кто прописаны в одной квартире. Это те, кто всегда рядом, даже если в тысяче километров.
Людмила опустила глаза, чтобы скрыть навернувшиеся слёзы. Впервые за долгое время она чувствовала не одиночество, а тепло. Настоящее, родное.
После обеда Дмитрий сказал:
— Я тут подумал, что твои старые шторы в спальне совсем выцвели. Давай новые повесим? Я купил, смотри, — и достал из сумки свёрток.
— Когда успел? — удивилась Людмила.
— Вчера ещё, — улыбнулся сын. — Оля сказала, что у тебя в спальне всё в бежевых тонах, так что я взял эти, с синим узором. Освежат комнату.
Пока они с Дмитрием вешали шторы, Ольга возилась на кухне — что-то резала, месила, напевая под нос любимую песню Людмилы. Потом крикнула:
— Мам, иди сюда! Сюрприз!
На столе стоял торт — не купленный, а самодельный, чуть кривоватый, но такой родной. С надписью «Самой лучшей маме».
— Доченька, — только и смогла выдохнуть Людмила, прижимая руки к груди.
— Это я всю неделю тренировалась, — гордо сказала Ольга. — По видеорецепту, который ты мне когда-то отправляла. Помнишь?
Людмила кивнула. Помнила, конечно. И то, как Ольга в детстве всегда просила научить её печь. И то, как они вместе готовили первый пирог, и как у маленькой Оли всё лицо было в муке…
— Ты присядь, мам, — сказал Дмитрий, вернувшись в кухню. — У нас ещё разговор к тебе есть.
— Нет, — улыбнулась Ольга, разливая чай. — Просто мы с Митей решили… В общем, я перевожусь в местный филиал нашей компании. А Митя может работать удалённо два месяца в году. И мы подумали, что будем приезжать к тебе по очереди. Я — в апреле-мае, он — в сентябре-октябре.
Людмила растерянно смотрела на детей:
— Но зачем? У вас своя жизнь, свои семьи…
— Затем, — серьёзно сказал Дмитрий, — что ты не должна быть одна. Мы выросли, но ты же всегда о нас заботилась. Теперь наша очередь.
— Да и детям полезно с бабушкой побыть, — улыбнулась Ольга. — Маришка в сентябре в первый класс идёт, так что я её к тебе на всё лето привезу. Ты не против?
— Против? — Людмила рассмеялась сквозь слёзы. — Да я счастлива буду!
За окном садилось солнце, на кухне пахло свежим тортом и чаем. Людмила смотрела на своих повзрослевших детей и думала о том, как жизнь удивительно поворачивается. Иногда нужно закрыть одну дверь, чтобы открылись другие — те, которые ведут к настоящему дому. К месту, где тебя по-настоящему любят.
Ольга разрезала торт, положила первый кусок маме:
— Ты сильная, мам. Всегда была такой. Мы с Митей тобой гордимся, знаешь?
Дмитрий кивнул, улыбаясь:
— И Василию Петровичу не позавидуешь. Он много потерял.
— Перестаньте, — отмахнулась Людмила, но в груди разливалось тепло.
За окном постепенно темнело. Где-то вдалеке играла музыка, слышался детский смех. Людмила вдруг поняла, что улыбается — впервые за долгое время по-настоящему, от души.
Жизнь продолжалась. И в ней было ещё так много светлого.
Выбор наших читателей
