Лена накинула халат и вышла на кухню. Утренний свет заливал стол, на котором лежали две вещи, которых не было вчера: открытка с изображением полевых цветов и белый конверт.
Сердце пропустило удар. Открытка. Конверт. Все эти годы Андрей дарил ей открытки только на праздники. Что-то случилось.
Дрожащими пальцами она взяла конверт. Внутри — сложенный вдвое лист бумаги. Почерк Андрея, неровный, будто он писал в темноте или… или сдерживал эмоции.
«Лена, я долго думал, как написать это. И решил — просто и честно.
Мы прожили вместе семь лет. За эти годы я понял одно: в нашей семье всегда было трое — ты, я и твоя мама. И я всегда был третьим. Последним в очереди. Тем, кто обязан.
Я не против помогать родителям. Но я хочу быть мужем, а не источником денег для твоей мамы. Я хочу, чтобы мы были семьёй, а не филиалом банка.
Я не угрожаю. Не ставлю условий. И не ухожу. Просто прошу: давай будем вместе. По-настоящему. Давай будем решать вместе, кому и как помогать. Давай начнём думать о нас.
Твой выбор определит, что будет дальше. Я не могу больше жить как подрабатывающий зять. Но я хочу жить как любящий муж.
Открытка выпала из её руки. На глаза навернулись слёзы — не от обиды, а от внезапного, острого стыда. Как давно она смотрела на него как на мужа, а не как на… да, как на источник денег для мамы?
Зазвонил телефон. На экране высветилось: «Мама». Лена смотрела на мигающий экран, и впервые за долгое время чувствовала не радость от этого звонка, а тяжесть. Словно тонкие нити, связывающие её с матерью, вдруг стали цепями, тянущими на дно.
Телефон продолжал звонить. Выбор, о котором писал Андрей, нужно было делать прямо сейчас.
Лена сидела на кухне, перечитывая письмо Андрея уже в третий раз. За окном серело пасмурное небо, в квартире было тихо — только тиканье часов нарушало тишину. Телефон снова зазвонил. Мама. Четвёртый звонок за утро.
На этот раз Лена ответила.
— Алло, — её голос звучал устало.
— Ну наконец-то! — возмущённо воскликнула Галина Ивановна. — Я уже думала, случилось что. Ты почему трубку не берёшь?
— Задумалась просто…
— О чём это ты с утра пораньше задумалась? — В голосе матери появились подозрительные нотки. — Слушай, я тут подумала, может, ты мне ещё чуток переведёшь? Тысяч пять. Верке день рождения скоро, хочу ей подарок хороший взять.
Лена закрыла глаза. Пять тысяч. Ровно столько не хватало матери Андрея на лекарства.
— Мам, я… я не смогу перевести в этом месяце больше, — тихо сказала она.
Пауза на том конце была короткой.
— Это ещё почему? — Голос Галины Ивановны стал жёстким. — Зять опять жмётся? Так ты ему объясни, что матери помогать надо. Или он своей мамаше всё спускает, а мне значит — шиш?
Лена почувствовала, как внутри что-то обрывается. Словно пелена с глаз упала.
— Мама, его мать нуждается в лекарствах. Серьёзных. А мы… мы каждый месяц отправляем тебе деньги. Не на лекарства. На… — она запнулась, осознавая впервые, как это звучит, — на такси к подруге. На подарки соседке.
— Да как ты смеешь! — возмутилась Галина Ивановна. — Я твоя мать! Я тебя растила, я ночей не спала! А теперь ты мне такое говоришь? Значит, он тебе дороже родной матери?
Эти слова должны были ударить по больному, вызвать чувство вины — как раньше. Но сейчас Лена слышала в них только манипуляцию. Чистую, незамутнённую манипуляцию.
