В тот день небо хмурилось, будто предчувствуя перемены в моей жизни. Я стояла у окна, вглядываясь в серую пелену дождя, когда во дворе показалась знакомая машина. Сердце ёкнуло – Андрюша приехал.
Звонок в дверь был резким. Открыв, я едва успела отступить, как в прихожую ворвался вихрь из чемоданов, сумок и громкого голоса сына:
– Мам, мы ненадолго, не переживай! Максимка, заноси свой рюкзак.
Мой внук, десятилетний Максим, протиснулся мимо отца, стараясь не встречаться со мной взглядом. Щёки мальчика пылали, а глаза были красными – видно, плакал недавно.
– Что случилось, Андрюша? – я помогала разбирать чемоданы, пока сын суетился, раскладывая вещи прямо в коридоре.
– Да с Ольгой опять не сошлись характерами. – Он махнул рукой. – Сказала, чтоб духу моего не было. Представляешь? Выставила, как мальчишку! Но это временно, мам, обещаю. Месяц-другой – и съедем.
Я только кивала, принимая очередную сумку. Сколько раз уже было это «временно»? После первого развода, потом второго… Андрею уже сорок, а всё не может устроить свою жизнь.
– Максимушка, иди обниму тебя, – позвала я внука, но тот лишь глубже вжался в угол.
– Не приставай к пацану, мам, – Андрей потрепал сына по волосам. – Ему и так несладко. Максим, займи вторую комнату, я в зале лягу.
– А я? – вырвалось у меня.
– Ты же в своей спальне будешь, – он посмотрел на меня с недоумением. – Ты что, против, чтобы внук у тебя жил?
Конечно, я не была против. Просто что-то кольнуло в сердце – сын не спросил, а поставил перед фактом. Но я отогнала эту мысль. Родной человек в беде – какие могут быть сомнения?
– На кухне борщ, – сказала я, забирая у Максима куртку. – Давайте покормлю вас с дороги.
Андрей благодарно кивнул, но было заметно, что мыслями он где-то далеко. Наверное, снова обдумывал, как вернуться к Ольге.
– Это временно, мам, – повторил он, словно пытаясь убедить не столько меня, сколько себя. – Скоро всё наладится.
Я улыбнулась и ничего не сказала, только украдкой вздохнула. В глубине души я знала, что «временно» имеет свойство незаметно превращаться в «навсегда». Но разве могла я отказать собственному сыну? Разве не для этого я всю жизнь берегла свой дом – чтобы в нём всегда было место для близких?
Вернувшись из поликлиники, я сразу почувствовала: что-то изменилось. Такое странное ощущение, будто вошла не в свой дом. Разувшись и поставив сумку на тумбочку, прошла на кухню – и замерла на пороге.
Моя кухня… Она была не моей. Большой стол, за которым мы с подругами пили чай по средам, теперь стоял у окна. Буфет, хранивший память о маме в виде сервиза с голубой каёмочкой, переехал к противоположной стене. А в центре красовался огромный телевизор на новой тумбе.
– Нравится? – Андрей появился так неожиданно, что я вздрогнула. – Теперь здесь удобнее. А то у тебя как в музее было – не развернуться.
Я молчала, разглядывая новый «порядок». Пальцы сами сжались в кулаки, прижались к бёдрам.
– Андрюша, а ты бы… предупредил, – наконец выдавила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
– А что такого? – он подошёл к холодильнику, достал колбасу. – Всё равно твой стол только место занимал. Зато теперь мы с Максимкой футбол смотреть будем. Кстати, я подключил здесь интернет-телевидение, ты не против?
– Конечно, не против, – ответила я, хотя никто и не ждал моего ответа.
– Ну вот и отлично! – Андрей хлопнул дверцей холодильника. – Кстати, мам, я кое-какие вещи в твой шкаф положил, ничего? А то у меня места не хватает.
Я кивнула, чувствуя, как что-то внутри надламывается, трескается, как тонкий лёд на весеннем пруду. Тридцать лет я жила в этой квартире. Сама выбирала каждую вещь, сама решала, где что будет стоять. А теперь…
– Ты не сердишься? – вдруг спросил сын, заметив, наверное, моё лицо.
– Нет, – соврала я. – Просто… непривычно.
– Привыкнешь! – беззаботно бросил он. – Люди ко всему привыкают. А изменения – это хорошо. Застой вреден для здоровья.
Я кивнула, сглатывая комок в горле. Да, люди ко всему привыкают. Вот только почему это всегда я должна привыкать? Почему не он?
Весь вечер я ходила по квартире, натыкаясь на перемещённые вещи, как будто в чужом доме. Перед сном достала из серванта старый фотоальбом, нашла снимок – мы с мужем на этой самой кухне, ещё молодые, счастливые. Коля всегда говорил: «Галя, твой дом – твоя крепость». А теперь в моей крепости появились трещины.
– Мам, ты серьёзно? Опять эти твои подруги? – Андрей стоял в дверном проёме, скрестив руки на груди. Его голос, обычно спокойный, теперь звучал резко, с металлическими нотками.
Я растерянно опустила трубку телефона. Только что договорилась с Тамарой и Валей, что они придут в среду, как обычно. Наши еженедельные посиделки – это традиция длиной в пятнадцать лет.
– А что такого? – спросила я, стараясь говорить уверенно. – Мы просто чай попьём, поговорим.
– Поговорите, – передразнил Андрей. – Знаю я эти ваши разговоры! До двух ночи будете кудахтать, а Максимке в школу на следующий день. Ему режим нужен, понимаешь?
– Так мы же тихонько, на кухне…
– На кухне телевизор стоит, забыла? – он повысил голос. – И вообще, мам, пойми наконец – мы теперь здесь живём, и порядок должен быть соответствующий. Никаких сборищ!
Слово «сборища» полоснуло как ножом. Мои подруги, с которыми делила и радость, и горе, вдруг стали «сборищем».
– Андрюша, но это же мой дом, – тихо произнесла я.
– И что? – он подошёл ближе. – Я твой сын, вообще-то! Или ты своих подруг больше любишь?
Я смотрела на его рассерженное лицо и не узнавала мальчика, которого когда-то качала на руках. Куда делся тот ласковый ребёнок? Когда он превратился в этого чужого, властного мужчину?
– Позвони им, скажи, что не получится, – уже спокойнее сказал Андрей. – Найдите другое место для ваших… встреч.
– Мам! – он стукнул кулаком по стене, и я вздрогнула. – В этой семье решения принимаю я! Понятно?
– Понятно, – прошептала я, чувствуя, как предательски задрожали губы.
Когда он ушёл, я осталась сидеть в оцепенении. «В этой семье решения принимаю я». Это был мой дом. Мой. Я зарабатывала на него, выплачивала кредит, делала ремонт. Муж давно умер, и все эти годы я справлялась сама. А теперь…
Из комнаты донеслись голоса – Андрей смеялся, разговаривая с Максимом. Беззаботный, уверенный смех человека, который точно знает – весь мир крутится вокруг него.
Я набрала номер Тамары и сказала, что встреча отменяется. На вопрос «почему» ответила уклончиво – мол, дела семейные. Стыдно было признаться, что меня, как нашкодившую девчонку, лишили права приглашать гостей.
Вечером, засыпая под звуки футбольного матча, доносившиеся из кухни, я поняла – мой дом больше не принадлежит мне. Он стал территорией сына, а я превратилась в гостью, которой милостиво позволяют здесь находиться. И от этой мысли стало так горько, что подушка намокла от слёз.
