Субботнее утро обещало быть спокойным. Я заварила чай, достала любимую чашку — синюю, с отколотым краешком. Она со мной уже лет пятнадцать, ещё с той, прошлой жизни. Почему-то не могу с ней расстаться.
Звонок в дверь раздался, когда я резала лимон. Никого не ждала в такую рань. На пороге стоял молодой парень, совсем мальчишка, с конвертом.
— Марина Сергеевна Кравцова? — он протянул мне бумагу. — Распишитесь вот здесь.
Я машинально поставила подпись. Только закрыв дверь, вскрыла конверт. Повестка в суд. Истец — Виктор Андреевич Кравцов. Мой бывший муж. Дрожь прошла по телу, чашка выскользнула из рук и разбилась о пол.
— Раздел имущества… — прошептала я, перечитывая строчки. — Требование о выделении доли в совместно нажитом имуществе…
Что? Мы развелись восемь лет назад! Восемь лет тишины, и вдруг — это? Голова закружилась. Я опустилась на табуретку прямо посреди осколков.
Мысли путались. Мы же всё решили тогда, при разводе. Он забрал машину, дачу, я осталась в квартире с Ленкой, нашей дочерью. Никаких претензий, никаких обещаний. Каждый пошёл своей дорогой.
Что ему нужно теперь? Почему сейчас? По коже пробежал холодок. Виктор никогда не делал ничего просто так. Всегда с выгодой для себя.
Вспомнилось, как он уходил. «Без обид, Маришка. Я тебя никогда не любил, ты же понимаешь». Сказал так просто, будто сообщал о погоде. Я тогда молчала — горло перехватило. А он собрал вещи и ушёл. К молоденькой Наташе из бухгалтерии.
Осколки синей чашки под ногами. Так символично — как будто рухнуло что-то ещё, последнее, что связывало с прошлым.
Дрожащими руками набрала номер дочери. Лена должна знать. Гудки… длинные гудки…
— Ну и что ему сейчас надо? — прошептала я в пустоту кухни. — Мы же разошлись, всё было ясно…
Щёки вспыхнули от обиды и злости. Надо же — восемь лет спустя явиться с претензиями на квартиру. Ту самую, где я выплакала все глаза после его ухода, где вырастила нашу дочь, куда вложила душу и последние деньги, чтобы сделать ремонт.
Я собрала осколки чашки в совок. Руки всё ещё дрожали, но внутри поднималась решимость. Нет, Витя. Так просто я не сдамся. Хватит того, что ты уже разбил когда-то.
Телефон завибрировал сообщением. Номер незнакомый, но текст… от него.
«Маришка, нам надо поговорить. По-хорошему».
Давление со всех сторон
Третий звонок за утро. Виктор не унимался. Я не брала трубку — не готова была слышать его голос. Телефон снова завибрировал. На этот раз высветилось имя Светы, моей давней подруги.
— Маринка, ты чего трубку не берёшь? — в её голосе слышалось беспокойство. — Виктор всем обзванивает, говорит, что ты у него последнее отнимаешь.
Внутри всё сжалось от возмущения.
— Что?! Это он мне квартиру пытается отсудить! Через восемь лет после развода, представляешь?
Я заходила по комнате, сжимая телефон так, что побелели костяшки пальцев.
— Он Сашке звонил, — продолжала Света. — Наплёл, что ты всегда была жадной, что дочь настроила против отца…
— Он с Ленкой сам не общается годами! — голос сорвался на крик. — А я, значит, виновата?
Разговор со Светой оставил горький осадок. Она вроде и на моей стороне, но между строк читалось сомнение. Виктор всегда умел убеждать. Мастер манипуляций.
К вечеру от него пришло ещё три сообщения. Последнее звучало как угроза: «Ты не оставляешь мне выбора. Будет хуже».
Позвонила Ленкина крёстная, Татьяна: «Маришка, ты бы с Витей поговорила… Он же не просто так объявился. Может, у него проблемы?»
Перезвонил Игорь, наш общий друг со студенческих времён: «Кравцова, не дури. Отдай Витьке что он просит, и разойдётесь миром».
Я не узнавала людей, которых считала близкими. Неужели они все поверили его россказням? Из них только Валька, соседка по лестничной клетке, сказала прямо:
— Да пошёл он лесом, твой Виктор! Явился — не запылился. Жил себе спокойно, а как припекло — так сразу к тебе.
К ночи телефон разрывался от сообщений в общем чате одноклассников, куда Виктор, оказывается, вылил целую душещипательную историю о моей «неблагодарности» и «жестокости». Кто-то выложил мою фотографию с подписью: «Вот так выглядит женщина, которая выгнала мужа из дома и теперь не даёт ему крышу над головой».
Внутри всё кипело от злости и обиды. Я смотрела на экран и видела, как рушится моя репутация, как люди, знавшие меня десятилетиями, вдруг поверили в сказку о злобной мегере.