— Садитесь, Яночка, не стесняйтесь, — Галина Петровна ловко стелила салфетки под тарелки, как будто без них пирожки станут ядом. — Вот оладушки, с кабачком, как вы любите. Или теперь только «смузи да чиа»?
Яна напряглась, но села. Спорить со свекровью по поводу питания было бы так же бесполезно, как объяснять кошке принципы вегетарианства.
— Спасибо, Галина Петровна. Очень ароматно, — улыбнулась Яна, пододвигая тарелку. — Дима скоро приедет?
— А ты что, без него разговор боишься вести? — хмыкнула свекровь, присаживаясь напротив, ловко поправляя накрахмаленный фартук. — У нас тут, можно сказать, женская беседа. По душам.
У Яны защемило внутри. «Женская беседа» у Галины Петровны означала одно из двух: либо она собиралась выдать «драгоценный совет по жизни», либо снова будет намекать, что Яна — неблагодарная и «не хозяйка». Но сегодняшний взгляд был особенный. Такой же, каким врачи, наверное, смотрят перед тем, как сообщить диагноз.
— Слушай, Яночка, я ж женщина пожилая, много видела, много прошла. А ты вот умненькая, конечно. Работаешь, стремишься. Но вот скажи мне честно — зачем тебе столько денег?
Яна медленно положила вилку.
— Это к чему вы сейчас?
— Да не надо делать вид, будто не понимаешь! — глаза свекрови сузились. — У нас, между прочим, семья. А ты копишь, как будто собираешься на тот свет. Или от кого-то уходить собралась?
— Это мои личные накопления. На жильё, — ровно сказала Яна, чувствуя, как уши начинают гореть. — Мы же с Димой сами платим аренду. Я просто хочу стабильности. Своё жильё. Без этих…
— Без нас, ты хотела сказать? — прищурилась свекровь. — Смотри-ка, она хочет «своё». А ничего, что мой сын вырос без отца, потому что я вкалывала на трёх работах, чтоб ему штаны купить? И теперь, когда ему трудно, ты сидишь на кубышке и молчишь?
— Подождите, — Яна наклонилась вперёд. — Вы сейчас говорите о чём? Я не против помогать, но почему все считают, что я обязана?
— Потому что ты теперь в семье! — повысила голос Галина Петровна. — А семья — это когда общее! У тебя есть, у нас нет — так помоги!
— А может, спросить, прежде чем требовать? — Яна тоже не сдержалась. — Или теперь с момента замужества у меня отняли право распоряжаться своими деньгами?
В этот момент дверь распахнулась, и в кухню вошёл Дима. Уставший, с синяками под глазами, но сразу втянутый в конфликт, как в омут.
— Мам, ну ты чего? — пробормотал он, поняв, в чём дело. — Мы же договаривались — не трогай Яну, это её выбор…
— Ага! А ты, значит, трус, — зарычала Галина Петровна, — жена твоя, как в банке, сидит на деньгах, а мать и сестра нищенствуют! Вон Марина вчера звонила, плакала — дочка в секцию просится, а платить нечем! А вы живёте на две зарплаты, и ещё она копит. Тихо, по углам! Как белка! Наверное, на себя одну?
— Не на себя, — Яна встала, — на нас. На наше жильё. Чтобы перестать платить чужим людям по сорок тысяч в месяц.
— А где доверие?! — повысила голос свекровь. — У тебя что, сейф в сердце? Ты к кому замуж шла, к мужику или к врагу? Ты ему веришь вообще?
— Я верю. Но ты, Галина Петровна, не муж мне, чтобы знать мои финансы. И Марина мне не ребёнок, чтобы я отказывалась от своей жизни ради её секций. Ей 35 лет! Пусть ищет подработку!
— Ах так?! — свекровь вскинула руку, будто хотела швырнуть ложку, но передумала. — Вот оно как! Значит, тебе наше горе не горе?
— А при чём тут горе? — Дима нервно почесал висок. — Мам, ну хватит. Яна права. Мы сами едва справляемся.
— Да ты подкаблучник! — сорвалась Галина Петровна. — Я тебя растила, думала — мужик будет, а ты нюни жуёшь!
— Спасибо, мам, — Дима встал, — мы поедем. Похоже, и оладьи твои теперь не лезут.
