«Ты же понимаешь, как это выглядит» — с дрожью в голосе упрекнул Алексей, ожидая ответа, который изменит их жизнь навсегда

Я наконец-то освободилась от чужих оков и обрела себя.
Истории

Он развернулся ко мне. Смотрел долго. Потом сказал тихо:

— Знаешь, я тебя не узнаю.

— Потому что я наконец-то — я. Без вас.

Он ушёл. Не хлопнул дверью. Не кричал. Просто ушёл.

Через два дня пришло уведомление. От его адвоката. Заявление на определение доли в общем имуществе супругов. Вот вам и «не за мебелью приехал».

Я открыла вино. Одной рукой — потому что другой держала телефон и набирала номер своего юриста. Хорошо, что не поленилась и нашла заранее.

— Анна Юрьевна, — бодро сказала девушка на том конце провода, — мы как раз ждали от вас звонка. Присылайте копию брачного свидетельства и все документы по квартире. У вас сильная позиция. Пробовать можно.

— Я не пробовать хочу. Я хочу — жить. Одна. Без этого цирка.

— Тогда мы вам всё организуем. Только крепитесь.

Я засмеялась. Уже искренне.

— Я с фронтовой сковородкой жила. Это слабее, чем суд.

Суд оказался — как поликлиника в понедельник. Душный, унылый, медленный. С адвокатами, которые перебивают друг друга. С чужими судьбами в коридоре, где пахнет пылью и перегаром.

Алексей пришёл с Марией Ивановной. Да-да. С ней. Вдвоём. Она в костюме с брошью, он — с папкой в руках и лицом обиженного ребёнка.

Я же — в рубашке и с нервной улыбкой. Мой адвокат — чёткая девушка лет тридцати. Спокойная, как будто на завтрак ест судебные иски.

— Квартира куплена на личные средства моей доверительницы. Полученные по завещанию. Договор дарения оформлен на неё. Никаких совместных вкладов не было, — бодро говорила она.

— Мы… мы жили вместе! — вставала свекровь. — Это общее имущество!

— Вы в квартире не прописаны и не зарегистрированы. И вообще — не в браке с моим доверителем, — отрезала юрист.

— Это всё несправедливо! — выкрикнул Алексей.

Судья посмотрела на него, как на пыль на мантии.

— Ваша жена имеет полное право распоряжаться своим личным имуществом. Брак — это не коллективное хозяйство.

Через полчаса всё было решено. Заявление отклонено. Квартира — моя.

Я вышла из зала суда, как будто сдала ЕГЭ в сорок. На пятёрку.

Мария Ивановна промчалась мимо, даже не посмотрев на меня. Алексей остановился. Хотел что-то сказать. Но не смог. Только губами пошевелил.

— Надеюсь, кастрюлю не забудете. А то жалко такую реликвию.

Вечером я вернулась домой. В домой — наконец-то не в их гнездо, а в своё. Устроилась на балконе с чашкой чая. Без сахара. Без соли.

Позвонила подруга. Та самая, с которой сто лет не виделись. Разговорились.

— Ну и как ты? — спросила она.

— Свободна, — ответила я. — Как молодой пёс, которого выпустили из вольера.

И смеялась. Смеялась до слёз.

— Ты же понимаешь, она теперь неугомонится? — сказала мне Лариса, пока мы с ней пили кофе в торговом центре. — У таких, как твоя свекровь, цель жизни — не жить, а всем доказать, что они правы. Даже если ради этого надо пойти в ад и вернуть оттуда расписку о покупке табурета.

— Да пусть, — пожала я плечами. — Всё, что у неё было надо мной — это моя слабость. Теперь её нет.

Я тогда говорила спокойно, с достоинством. Знаете, вот это редкое состояние, когда нет злобы, обиды, но внутри — броня. Я больше не хотела воевать. Не хотела отстаивать ни кастрюлю, ни табурет. Я хотела просто жить.

Но, конечно, свекровь так просто не ушла.

Через неделю пришёл вызов в участковый пункт. Не поверите — по факту кражи имущества. Да-да. Свекровь заявила, что в моей новой квартире находится диван, «принадлежащий её сыну». А сын, понятное дело, сильно страдает — «спит на полу, ест с коробки, а всё потому что бывшая супруга в одиночку присвоила обстановку семейного гнезда».

Я ржала минут десять, пока читала повестку. Потом плакала. А потом — пошла. Не могла же я уклониться, я теперь вообще «официальная» гражданка, без тайн и побегов.

В участковом сидел молодой парень. Видно, только из института. Смущённый, розовощёкий.

— Анна Юрьевна, пройдите, пожалуйста, — улыбнулся, будто зовёт на чаепитие. — Тут поступило заявление… мм… от Марии Ивановны…

— А вы знаете, кто это? — я чуть склонила голову, с интересом.

— Ну… нет, только из текста.

— Это человек, который может заявить в прокуратуру, что у меня в чайнике — её вода. Потому что она когда-то этой же водой поила своего сына. Так что не удивляйтесь.

Продолжение статьи

Мини ЗэРидСтори