И я поняла, что правильно поступила. Это не просто дача, не просто недвижимость. Это моя история, моя семья, моя душа. И я не имею права предать память дедушки, отдав половину тому, кто видит в этом доме только квадратные метры и рыночную стоимость.
Утром я проснулась от стука в дверь. На пороге стоял Павел. Вид у него был помятый, глаза красные, видимо, вчера хорошо «утешился» у мамы.
— Лена, давай поговорим, — начал он. — Я погорячился вчера. Давай найдём компромисс.
Я молча отошла в сторону, пропуская его в дом. Он прошёл на кухню, сел за стол. Я налила ему чаю, села напротив.
— Какой компромисс ты предлагаешь? — спросила я.
Он оживился, видимо, принял моё спокойствие за готовность к переговорам.
— Ну, может, не половину. Может, треть? Или четверть? Всё-таки я твой муж, я должен чувствовать себя хозяином, а не гостем.
— Павел, ты так и не понял. Дело не в доле, не в процентах. Дело в том, что эта дача — часть меня. Я не могу её делить, продавать, дарить. Это всё равно что отрезать себе руку и отдать кому-то.
— Но я же не кто-то! Я твой муж!
— Муж, который вместо того чтобы понять и поддержать меня, бежит к маме жаловаться. Муж, который ставит ультиматумы и требует чужое. Муж, который видит во мне не партнёра, а источник материальных благ.
Павел покраснел, сжал кулаки.
— Да что ты о себе возомнила? Думаешь, раз у тебя дача есть, так ты королева? Да таких, как ты, в Москве пруд пруди! Мама права — ты выскочка, которая вцепилась в свое барахло и трясётся над ним!
Вот и всё. Маска окончательно слетела. Передо мной сидел не любящий муж, а алчный, мелкий человечек, озлобленный тем, что не получил желаемого.
— Павел, уходи, — сказала я устало. — Просто уходи. И забирай свои вещи из московской квартиры. Мы поговорим о разводе, когда ты успокоишься.
Он вскочил, опрокинув стул.
— Развод? Ты хочешь развода? Да я сам уйду от такой жадной дуры! И знаешь что? Мама была права — нечего было связываться с тобой! Она сразу сказала, что ты не пара мне, что ты из этих, которые только о деньгах думают!
— Забавно слышать это от человека, который требует себе чужую дачу, — заметила я.
Он выскочил из кухни, громко хлопнув дверью. Через несколько минут я услышала, как взревел мотор его машины. На этот раз он уехал навсегда, я это чувствовала.
Я вышла в сад, села в старое кресло-качалку под яблоней. Было тихо, спокойно. Где-то щебетали птицы, шелестели листья. И я поняла, что мне хорошо. Да, больно от предательства человека, которому доверяла. Да, обидно, что любовь оказалась иллюзией. Но я сохранила главное — себя, свою память, свой дом.
Вечером позвонила мама. Новости в нашем маленьком мирке разлетались быстро, и она уже знала о случившемся.
— Ленка, ты как? — спросила она с тревогой.
— Нормально, мам. Даже хорошо. Знаешь, я тут думала… Хорошо, что дедушка не дожил до этого. Он бы не понял, как можно требовать чужое, прикрываясь словами о семье.
— Да, батя был человеком старой закалки. Для него честь и совесть были не пустыми словами. Он всю жизнь работал, чтобы вам с бабушкой эту дачу построить. Своими руками каждый брёвнышко укладывал.
— Я помню, мам. И я не предам его память. Пусть Павел ищет себе другую дуру, которая отдаст ему половину своего имущества просто так.
Мама помолчала, потом сказала:
— Знаешь, доча, я горжусь тобой. Не каждая смогла бы устоять против такого напора. А ты смогла. Молодец.
После разговора с мамой я почувствовала себя лучше. Да, я осталась одна. Да, придётся заново строить жизнь. Но я осталась собой, не предала свои принципы, не отдала то, что мне дорого.
Прошла неделя. Павел действительно забрал свои вещи из квартиры, оставив только ключи и записку, полную обвинений и упрёков. Я порвала записку, не дочитав, и выбросила в мусор. Хватит. Этот человек больше не имеет права отравлять мне жизнь.
