— А что такого? — свекровь гордо выпрямилась. — Я прожила здесь сорок лет и имею право…
— Право на что? — Ирина шагнула вперёд. — Контролировать каждый наш шаг? Решать, как нам жить? Мы с Костей взрослые люди, мы платим за эту квартиру, и я хочу чувствовать себя здесь дома!
— Ира, — Костя положил руку ей на плечо. — Успокойся. Мама просто волнуется…
Это было последней каплей. Каждый раз, каждый чёртов раз он становился на сторону матери. «Мама устала», «Мама волнуется», «Мама хочет как лучше».
— Нет, Кость, — она стряхнула его руку. — Я больше не могу. Я устала быть чужой в собственном доме. Устала от этих постоянных придирок, от контроля, от того, что ты всегда молчишь!
Она развернулась и пошла в спальню. Руки дрожали, когда она доставала с антресолей чемодан.
— Ты что делаешь? — Костя появился в дверях. — Ира, перестань…
— Я еду к маме, — она начала складывать вещи. — На неделю. Может, за это время ты наконец решишь, кто для тебя важнее — жена или мамочка.
— Но как же работа? У нас важный проект…
— На работе я остаюсь твоим начальником, — отрезала она. — А дома… дома я хочу быть женой, а не вечной служанкой, которая всё делает не так.
Она собрала самое необходимое, взяла сумку с ноутбуком. У двери стояла Нина Петровна, поджав губы.
— Вот так просто уходишь? А как же семья? Или для современных женщин это пустой звук?
— Знаете, Нина Петровна, семья — это не тюрьма. Это место, где люди поддерживают друг друга. Где есть уважение и доверие. А у нас… У нас этого нет.
Она вышла под моросящий октябрьский дождь. Село в машину, завела двигатель. Телефон завибрировал — сообщение от Кости: «Давай поговорим».
Три года. Три года она пыталась стать для него важнее матери. Три года старалась соответствовать чужим представлениям о том, какой должна быть жена. Хватит.
Мама жила в соседнем районе, в небольшой двушке, где Ирина выросла. Когда-то ей казалось, что эта квартира — тесная клетка, из которой нужно вырваться. Сейчас она поднималась по знакомой лестнице и чувствовала, как отпускает напряжение последних лет.
— Доченька? — мама открыла дверь, окинула её внимательным взглядом. — Что случилось?
— Мам, — Ирина почувствовала, как по щекам текут слезы, — можно я поживу у тебя немного?
Вера Николаевна молча обняла дочь, втянула её в квартиру вместе с чемоданом.
— Конечно, родная. Сейчас чай поставлю, расскажешь.
Они просидели на кухне до глубокой ночи. Ирина говорила и говорила — обо всём, что накопилось за эти годы. О том, как задыхалась от постоянного контроля, как пыталась угодить, как ждала поддержки от мужа.
— А знаешь, — сказала вдруг мама, — я ведь тоже через это прошла. С твоей бабушкой.
Ирина удивлённо подняла голову:
— Правда? Но… вы же всегда так хорошо ладили.
— Потому что твой отец сразу расставил точки над i, — Вера Николаевна грустно улыбнулась. — Сказал маме: «Или вы принимаете Веру такой, какая она есть, или мы уезжаем». И знаешь что? Это сработало. Бабушка поняла, что может потерять сына.
