– Нет, Дима. Это МОИ деньги. Я их заработала. Своим умом и своим трудом. И я не позволю спустить их на очередную провальную идею твоего оболтуса-сынка.
Это был удар ниже пояса. Он задохнулся от ярости.
– Ты… Ты моего сына не трогай! Он…
– Что он? Старается? – я горько рассмеялась. – Он старается только жить за чужой счет! Сначала за твой, теперь решил за мой. Хватит. Этот банкет окончен.
– Да ты пожалеешь об этом! – кричал он мне в спину, пока я шла в нашу спальню и закрывала за собой дверь. Я прислонилась к ней, тяжело дыша. Сердце колотилось, как бешеное. Но это был не страх. Это была свобода. Горькая, страшная, но пьянящая.
Я не спала всю ночь. Я лежала и смотрела в потолок, слушая, как Дмитрий гремит посудой на кухне, потом с кем-то долго и зло разговаривает по телефону. Наверняка с сыном или матерью. Под утро в квартире стало тихо.
Я встала, как обычно, в шесть. Умылась, оделась. Но вместо того чтобы идти на кухню и готовить завтрак, я взяла свою сумочку, свою новую ручку, свой новый блокнот и тихо вышла из квартиры.
Город только просыпался. Дворники лениво мели тротуары, редкие машины шуршали шинами по асфальту. Я не поехала на работу. Я пошла пешком по направлению к набережной. Утренний воздух был свежим и прохладным. Я дошла до Чкаловской лестницы, спустилась к самой воде. Волга была огромной, серой и спокойной. Я стояла и смотрела на ее медленное, могучее течение.
Что дальше? Я не знала. Возвращаться в тот дом, к этому человеку я не могла. Не после того, как он показал мне мое место. Место вещи, функции, кошелька. Но и уходить было страшно. Куда? Бабушкина «однушка» давно была продана, деньги ушли на покупку нашей общей трехкомнатной квартиры, где сейчас хозяйничал Дмитрий. У меня не было ничего, кроме зарплаты и этой новой, еще пустой карты в кошельке.
Я достала блокнот и ручку. Пальцы привычно легли на гладкий, теплый корпус. Я открыла первую страницу и написала: «Чего я хочу на самом деле?»
И ниже, столбиком, начала выводить буквы.
1. Снять квартиру. Маленькую. Только для себя.
2. Подать на развод и раздел имущества.
3. Записаться на курсы итальянского языка.
4. Поехать в Санкт-Петербург на белые ночи.
5. Научиться печь хлеб на закваске.
Список рос. Пункты были то смешными, то наивными, то пугающе серьезными. Но все они были моими. Я писала, и с каждой строчкой мне становилось легче дышать. Тугой узел страха и вины, который стягивал мою грудь много лет, начал потихоньку развязываться.
Днем я позвонила Светлане.
– Петровна? Что с голосом? – сразу встревожилась она.
– Света, у меня к тебе странная просьба. Можно я поживу у тебя пару дней? Пока не найду себе жилье.
– Можно и не пару, – без паузы ответила она. – Приезжай. Адрес знаешь. И прекращай меня на «вы» называть.
Вечером, в сопровождении Светы и ее приятеля на машине, я приехала к своему дому. Дмитрий был там. Он сидел на кухне, осунувшийся и злой. Увидев меня, он вскочил.
– Явилась! Нагулялась? Думала, я на коленях приползу?
– Я за вещами, – спокойно сказала я, проходя в комнату.
Я собирала только свое. Книги, немного одежды, шкатулку с нехитрыми украшениями, фотографии родителей. Свой рабочий ноутбук. Спрятанную в шкафу ручку и блокнот.
– И куда ты намылилась? – зло бросил он мне в спину. – Думаешь, нужна кому-то в свои годы?
– Себе, – ответила я, не оборачиваясь. – Я нужна себе.
Когда я уже стояла в дверях с двумя чемоданами, он сказал то, что, наверное, считал своим последним козырем:
– Квартира на меня записана, если ты забыла. Половина моя по закону. Так что ничего ты не получишь.
– Мы будем делить ее через суд. Вместе со всем остальным имуществом. И кредитом, который ты, возможно, все-таки решишь взять, – я посмотрела на него в последний раз. Передо мной стоял чужой, постаревший, разгневанный мужчина. От того парня, что читал мне стихи на берегу Волги, не осталось и следа. И от той влюбленной девочки во мне тоже.
Финальная точка была поставлена через полгода. Суд, раздел квартиры. Он и правда сделал все, чтобы оставить меня ни с чем, но закон был на моей стороне. Мне присудили половину стоимости. Денег хватило на первый взнос по ипотеке за маленькую, но свою студию в новом доме с огромными окнами.
Я стою у такого окна сейчас. За ним шумит вечерний город. На широком подоконнике, о котором я всегда мечтала, стоят горшки с фиалками. В духовке подходит мой первый, немного кособокий, но свой собственный хлеб. На столе лежит раскрытый учебник итальянского.
Дмитрий, как я слышала, все-таки влез в долги и купил Андрею тот фургон. Кофейня прогорела через три месяца. Говорят, он теперь часто выпивает и жалуется всем, какую неблагодарную жену пригрел на своей груди.
Мне его не жаль. Мне не жаль никого. Впервые в жизни я ни о чем не жалею. Я открываю свой красивый блокнот, беру свою любимую ручку и вывожу на новой странице: «Пункт 6. Купить билет в Рим». И улыбаюсь. Потому что я точно знаю, что этот билет у меня будет.
