Она лениво протянула руку, открыла его наугад и замерла. На пожелтевшей, потрескавшейся на сгибах карточке молодая девушка в простом ситцевом сарафане, с копной золотистых, выгоревших на солнце волос, смеялась, прижимая к груди охапку полевых ромашек. Ее бабушка, Александра Ивановна. На обороте неровным, выцветшим почерком: «Заречье, лето 1949».
И в этот момент тишина в квартире показалась Елене Петровне не просто отсутствием шума, а чем-то живым, манящим. В ней вдруг проступили забытые звуки: скрип колодезного ворота, далекое мычание коровы, шелест листьев над речкой… Покой. Слово, которое она давно не примеряла на себя. Идея, похожая на детскую шалость, на дерзкий план побега, родилась мгновенно, согревая изнутри.
Когда она за ужином в воскресенье объявила детям, что уезжает в деревню, вилки и ложки замерли на полпути ко ртам.
— В какую еще деревню? — первой опомнилась дочь, глядя на мать так, будто та объявила о полете на Марс. — Мам, ты серьезно? Там же ни интернета, ни удобств!
— А как же Артемка? А Машенька? — подхватил сын, в голосе которого слышались почти панические нотки. — На кого ты нас бросаешь? Мы же без тебя…
Елена Петровна посмотрела на их растерянные, взрослые, но такие детские лица, и ей стало смешно.
— Дети, — сказала она с лукавой, но твердой улыбкой, — я объявляю себе отпуск. За свой счет и по собственному желанию. Пора и вам вспомнить, что вы — родители, а не курьеры по доставке внуков. Справитесь.
Поездка на поезде была сама по себе приключением. Елена Петровна сидела у окна, и за ним, как в калейдоскопе, менялись картинки: сначала проплывали назад унылые городские окраины, потом потянулись бесконечные поля, перелески, маленькие, будто игрушечные станции, на которых суетились люди.
Думала она о том, что вот уже много лет она никуда не ездила просто так, для себя. Все ее перемещения были короткими перебежками: в магазин, в поликлинику, в садик за внуком. А сейчас она ехала навстречу своим воспоминаниям, и это было волнительно и немного страшно.
Такси от райцентра до Заречья тряслось по грунтовке, поднимая облака пыли. И вот она, покосившаяся табличка с названием деревни. Сердце забилось чаще. Деревня выглядела совсем не так, как в ее детских воспоминаниях. Дома стояли реже, многие зияли темными глазницами пустых окон.
Но воздух! Воздух был тот же – густой, чистый, напоенный ароматами скошенной травы, донника и еще чего-то неуловимо знакомого, родного. Именно этого ей и не хватало в душном городе.
