— Я знаю. И ты права. Но как ей это объяснить? Она же не понимает…
— А должна? Паша, это наша жизнь. Мы не обязаны её объяснять и оправдывать. Твоя мама взрослый человек, у неё своя жизнь. Пусть живёт её.
Павел молчал, крутил в руках чашку с остывшим кофе.
— Я скучаю, — тихо сказал он. — По дому, по тебе. По нашей нормальной жизни.
— Я тоже скучаю. Но, Паша, если ты вернёшься, а потом снова поддашься на её манипуляции…
— Не поддамся. Обещаю. Я… я даже к психологу записался. Чтобы научиться выстраивать границы. Это она, кстати, иронично. Мама всегда говорила, что психологи — шарлатаны, а теперь из-за неё приходится идти.
Татьяна первый раз за неделю улыбнулась.
— Это хороший шаг. Правильный.
Они вернулись домой вместе. Квартира встретила их тишиной и лёгким запахом пыли. Павел открыл окна, впуская свежий воздух. Татьяна поставила чайник.
— Знаешь, — сказал Павел, обнимая её сзади. — Мама сказала одну правильную вещь. Что нам нужно думать о будущем. Только не так, как она предлагала.
— Может, правда, пора детей заводить? Но жить мы будем здесь, в нашем доме. И воспитывать их будем мы, а не бабушка.
Татьяна повернулась к нему.
— А если твоя мама снова начнёт давить?
— Тогда мы будем держаться вместе. Ты и я. Наша семья.
Через месяц Галина Петровна вернулась из гостей. Первым делом она позвонила сыну с новым планом — на этот раз она хотела купить дачу, и ей снова нужны были деньги. Павел спокойно выслушал её и сказал:
— Мама, мы с Таней копим на ребёнка. Извини, но помочь не можем.
Трубка взорвалась возмущёнными воплями. Павел держал телефон на расстоянии от уха, а Татьяна, сидевшая рядом, сжимала его руку в знак поддержки.
— Мама, — твёрдо сказал он, когда поток обвинений иссяк. — Я люблю тебя. Но у меня есть своя семья, и её интересы для меня на первом месте. Если ты это не принимаешь — мне жаль.
Он положил трубку. Телефон тут же зазвонил снова, но Павел отключил звук.
— Она не простит, — сказал он, глядя на мигающий экран.
— Простит, — Татьяна обняла его. — Когда внуки появятся, точно простит. Ни одна бабушка не устоит.
— А если будет пытаться и их контролировать?
— Тогда мы снова будем держаться вместе. Мы же семья, Паш. Настоящая семья.
Галина Петровна не звонила три недели. Потом прислала короткое сообщение: «Буду на даче у сестры. Если нужна буду — звоните». Это было похоже на перемирие. Хрупкое, условное, но всё же.
А ещё через два месяца Татьяна показала Павлу тест с двумя полосками. Он смотрел на него, не веря глазам, а потом подхватил жену на руки и закружил по квартире.
— Надо маме сказать, — выдохнул он, поставив Татьяну на пол.
— Надо, — согласилась она. — Но, Паш, помни…
— Помню. Наша семья, наши правила, наш ребёнок. Никакого контроля. Галина Петровна, узнав о внуке, неожиданно смягчилась. Она не извинилась — это было не в её характере. Но перестала давить, требовать, манипулировать. Может, поняла, что чуть не потеряла сына. А может, просто переключилась на роль бабушки, которая оказалась ей больше по душе, чем роль вечного контролёра.
Когда родился маленький Мирослав, Галина Петровна пришла в роддом с огромным букетом и тихо сказала Татьяне:
— Спасибо. За внука. И за то, что не дала Пашке совершить глупость с квартирой.
Это было максимумом, на который она была способна. Но Татьяне хватило. Они никогда не станут подругами, но смогут сосуществовать. Ради семьи. Ради Мирослава. Ради того хрупкого мира, который с таким трудом удалось выстроить.
Квартира осталась их крепостью. Галина Петровна приходила в гости, нянчилась с внуком, но больше не пыталась диктовать правила. А Татьяна научилась главному — защищать свою территорию, свою семью, своё право на собственную жизнь. И Павел был рядом. Не маменькин сынок, а муж, отец, глава их маленькой, но крепкой семьи.
История их конфликта стала семейной легендой, которую пересказывали с юмором. «Помнишь, как мама хотела купить салон красоты?» — смеялся Павел. «А помнишь, как ты порвала договор?» — вторила Татьяна. Галина Петровна в такие моменты поджимала губы, но в глазах появлялись смешинки. Она так и не открыла салон красоты, зато стала прекрасной бабушкой. Может, это и было её истинным призванием.
