«Ты меня бесишь!» — в отчаянии воскликнула падчерица, ощущая на себе тяжесть семейных тайн и несправедливости

Сквозь страх и обман она искала свою правду.
Истории

Когда отец привел в дом Аделину, мы с братом сразу в нее влюбились. Свою мать мы не знали – она умерла при родах, так что получается, что мы убили ее. Даже совсем маленькими мы чувствовали на себе эту вину, хотя вслух отец ни разу не попрекал нас этим. Но как-то так получалось, что мы всегда знали – из-за нас он потерял любимую женщину.

Но дело было не только в том, что появление у отца новой жены частично снимало с нас эту вину. Мы просто хотели, чтобы у нас была мать, как и у всех других детей. К тому же Аделина выглядела как настоящая фея – кукольное личико, светлые локоны, нежный голос… В ней все было прекрасно ,и когда папа спросил, не против ли мы того, что они с Аделиной поженятся, и я, и мой брат Артур в один голос прокричали:

— Да, конечно, она такая клевая!

У Аделины была дочь от первого брака по имени Рената. Она была младше нас на два года, замкнутая и странная: девочка не взяла от матери ничего – ни ее легкости и улыбчивости, ни милого лица. Видимо, Рената пошла в своего отца – волосы у нее были темные и жесткие и росли так низко, что, казалось, у нее не было лба, а темные глаза, чуть раскосые, наводили нас на мысли, что ее отец — какой-нибудь кореец или китаец. Один раз мы попытались узнать об этом у Аделины, но она внезапно разрыдалась, и папа сказал, чтобы мы оставили ее в покое.

Общего ребенка у них так и не получилось, хотя я слышала, как они обсуждают это. Не знаю уж, в чем там было дело, и теперь уже никогда не узнаю. Как не узнаю и то, сыграло ли это роль в тех переменах, которые произошли с Аделиной: она больше не была той прекрасной феей как когда-то.

«Ты меня бесишь!» — в отчаянии воскликнула падчерица, ощущая на себе тяжесть семейных тайн и несправедливости

Возможно потому, что своего сына у нее не было, к брату она относилась терпимее, я же постепенно превратилась в классическую падчерицу из сказки – все лучшее в нашем доме доставалось Ренате, а я стала кем-то вроде служанки: занималась уборкой, готовкой, делала за Ренату уроки и так далее. Брата же она ничем не нагружала, и я всегда говорила ему:

— Как же ты меня бесишь!

Когда папа умер, все стало еще хуже – Аделина под предлогом, что ей нужна мастерская (она занималась изготовлением украшений), выселила меня в чердачную комнату, а денег я вообще не видела, хотя отец оставил вполне приличное состояние. Чтобы покупать себе одежду и канцелярию к школе, мне приходилось подрабатывать в продуктовом магазине по вечерам, и это мне еще повезло – папин приятель дал мне это место в своем магазине, пожалел сиротку.

Брат после девятого класса уехал в летное училище, и тогда стало совсем худо – Аделина в открытую унижала меня, называть нахлебницей, а то и что похлеще. Я никак не могла понять – почему она так злится на меня, что я такого сделала? Рената тут была ни при чём – она никогда не жаловалась на меня матери, даже если я писала ей плохие сочинения, и она получала тройки в школе. Надо сказать, что с годами Рената расцвела – нет, она вовсе не была похожа на мать, но обладала своей особенной красотой. Я не раз наблюдала, как и мальчики, и мужчины постарше попадают под ее гипнотизирующее очарование. Аделине же это не нравилось – она боялась, что дочь принесет ей ребенка в подоле, поэтому никуда ее одну не отпускала, только со мной, потому что знала – я не посмею ей врать. Но даже когда я рассказывала Аделине, с кем мы с Ренатой ходили в кино, Рената не обижалась на меня, она все понимала.

— Зачем ты все это терпишь? – спрашивал меня брат, когда мы изредка разговаривали по телефону: денег не было ни у него, не у меня, а междугородние звонки стоили дорого. – Взяла бы и съехала от нее. Надо было поступать после девятого класса, как и я – дали бы общежитие…

— Ты меня бесишь! – отвечала я. – Если ты такой смелый, это не значит, что все такие.

— Нечего перед ними пресмыкаться, ты им ничем не обязана.

— Да-да-да, я в курсе. Просто я не знаю, кем хочу быть, ты заешь.

Только Артур и знал, больше я никому не говорила: после школы я не собиралась никуда поступать, а хотела сразу пойти работать, чтобы накопить достаточно денег и поехать в Индию.

Единственное, что у нас осталось от мамы – это старая картонная коробка. В ней лежали бусы и прочие безделушки, а также фотографии индийских актеров и отрез цветастой ткани, которую она использовала в качестве шарфа, как говорил отец.

Продолжение статьи

Мини ЗэРидСтори