Так они и жили. Удивляли медицину. Я познакомилась с Ольгой, когда мы оказались в одном классе. Кроме болезненной синевы у Ольги были некрасивые черты лица. Фигура тоже была нелепой – это выяснилось, как только девочки начали формироваться. У всех округлялись формы, а у Ольги – нет. И вся она была какой-то несуразно длинной, ровной, ноги иксом. Синие губы и ногти.
Ольга завидовала нам – мы вовсю крутили амуры с мальчиками. На неё никто не смотрел. Она завидовала молча, но мне всегда было очень жаль Ольгу, и я старалась поддержать её, как только могла. Дружила, хоть мне этого совсем и не хотелось. Ходила с Ольгой вместе домой.
— Чего ты киснешь? – как-то спросила я её.
— У вас есть шансы выйти замуж и нарожать детей. А я ничего этого не смогу.
— Боже мой, Ольга, ты такая глупая! Ты сможешь всё на свете, потому, что тебя не будут отвлекать муж с детьми.
— Яна, да я умереть могу. В любой момент. Врачи уже устали удивляться, почему я всё ещё живу.
— Я книжку умную читала. По анатомии. – сообщила я Ольге, понизив голос. – Там написано, что кто угодно может.
— Что? – округлила Ольга свои маленькие глаза с синими тенями под ними.
— Умереть в любой момент.
Мы дошли до её дома, — мой был дальше. Я легко помахала Ольге ручкой, выдохнула, и побежала к себе. Меня уже ждал у подъезда Серёжка, мы собирались в кино.
К выпускному Ольга всё ещё была жива. И десятью годами позднее тоже. Мы увиделись с ней в следующий раз, когда нам было по тридцать лет. Встретились у её дальней родственницы и моей подруги Жанны. Когда я пришла, они пили пиво. Жанкин муж уехал в рейс, детей она спихнула маме – девичник, лепота! Ольга со стаканом пива в руке смотрелась диковато. Как балерина с куском торта.
— Э-э… ты пьёшь, что ли? – не особо вежливо поинтересовалась я.
— А как же твоё сердце?
Ольга не менялась. Она была точно такой, как я её помнила. Худой, нелепой, некрасивой. С извечной синевой.
— А что сердце? – она подняла бокал, протягивая его для тоста. – За сердце!
Мы сидели, пили, Ольга не отставала. Болтали обо всем и ни о чем. Мы с Жанной обсудили наших мужиков. Ольге было некого обсуждать, и это было бы совсем грустно, но мы щедро позволили ей обсудить наших. Жалко, что ли? Когда вечером мы с ней вышли на улицу, я спросила:
— Ну, правда, как ты чувствуешь-то себя?
— Знаешь… когда чувствую плохо, говорю себе: всё фигня, ничего у меня не болит! Это просто игры моего ума.
