Марина начала быстро собирать вещи. Детские платья, игрушки, свою одежду — только самое необходимое. Из гостиной доносились голоса. Галина Петровна что-то диктовала, нотариус уточнял детали. Игорь молчал.
Через полчаса Марина вышла из детской с двумя сумками и Дашей за руку. В гостиной за столом сидели свекровь, Игорь и нотариус. Перед ними лежали бумаги.
— Куда это ты собралась? — спросила Галина Петровна.
— К родителям. Как и говорила.
— С ребёнком? Ты не имеешь права!
— Имею. Игорь, если ты захочешь видеться с дочерью — звони. Мы не будем препятствовать. Но жить в доме, где я никто, где моё мнение не значит ничего — не буду. И дочь свою этому учить не стану.
— Марина, подожди! Давай поговорим!
— О чём? Ты уже всё решил. Подписал документы?
— Но подпишешь. Я знаю. Ты всегда делаешь то, что велит мама. Всегда. И будешь делать. Потому что так проще. Потому что так не надо брать ответственность, не надо защищать свою семью, не надо быть мужчиной.
— Как ты смеешь! — взвилась Галина Петровна. — Да он больший мужчина, чем…
— Чем кто? — спокойно перебила её Марина. — Чем муж, который не может защитить жену и ребёнка? Чем сын, который в тридцать пять лет не может сказать «нет» матери? Знаете что, Галина Петровна? Вы победили. Забирайте квартиру, забирайте сына. Живите вдвоём, как вы всегда хотели. А мы найдём место, где нас будут ценить.
Она повернулась к нотариусу.
— Простите, что вы зря потратили время. Хотя нет, не зря. Всё оформляйте. Квартира теперь будет принадлежать Галине Петровне. А мы с дочерью здесь больше не живём.
Нотариус растерянно посмотрел на Игоря.
— Простите, но если вы женаты, то для отчуждения совместно нажитого имущества требуется согласие супруги…
— Квартира была подарена до брака, — устало сказала Марина. — Это добрачное имущество мужа. Он волен распоряжаться им как хочет. Даша, пойдём, солнышко.
— Мама, а почему папа плачет? — спросила девочка.
Марина обернулась. Игорь действительно стоял с покрасневшими глазами. Но он молчал. Молчал, как всегда.
— Папа просто устал, милая. Пойдём.
Она вышла из квартиры, не оборачиваясь. Спустилась по лестнице, вышла во двор. Июньское солнце слепило глаза. Даша весело щебетала про кошку Мурку и дедушкин сад. Марина достала телефон, набрала номер отца.
— Пап? Это я. Мы с Дашей приедем пожить… Да, надолго… Нет, всё нормально, потом расскажу… Встретишь на вокзале? Спасибо, пап.
Она убрала телефон и посмотрела на дом, где прожила четыре года. На окна третьего этажа, за которыми осталась её прошлая жизнь. И вдруг почувствовала странное облегчение. Будто скинула с плеч непомерную тяжесть.
Через неделю ей позвонил Игорь. Голос был тихий, виноватый.
— Марин, мама уехала. Можно, я приеду?
— Приезжай. Даша будет рада.
— Я тоже буду рада тебя видеть. Как друга Дашиного отца.
— Марин, я… я подписал документы. Мама настояла. Но я понял… Она теперь хочет квартиру продать. Говорит, слишком большая для меня одного. Хочет купить две однокомнатные — мне и себе. Чтобы я был рядом.
— Марин, вернись. Пожалуйста. Я поговорю с мамой, объясню…
— Нет, Игорь. Не вернусь. И ты не объяснишь. Потому что не умеешь. Не научился за тридцать пять лет, не научишься и сейчас.
— Но как же… как же мы? Семья?
— Семьи больше нет, Игорь. Есть ты и твоя мама. А есть я и Даша. Приезжай к дочери, общайтесь, гуляйте. Но жить в атмосфере вечного унижения я больше не буду. И дочь от этого уберегу.
— До свидания, Игорь. Звони, когда соберёшься приехать.
Она положила трубку и вышла в сад. Отец копался в грядках, мать развешивала бельё. Даша бегала за кошкой, смеясь и визжа от восторга. Обычная жизнь обычных людей. Без драм, без борьбы за власть, без унижений. Марина села на лавочку, подставила лицо солнцу.
— Мама, смотри, я поймала Мурку! — закричала Даша.
И Марина улыбнулась. Впервые за долгое время улыбнулась искренне, от души. Она была дома.
